Светлана Демидова - Сердце из нежного льда

Он испугался, не повредил ли ей что-нибудь, но Алла вдруг открыла глаза.

– Аллочка, ну наконец-то!!! – обрадовался Макс. – Я чуть с ума не сошел! Что ты опять придумала?!!

– Я? – глухим голосом отозвалась она. – Я, кажется, спала…

– Ну кто же так спит, Алка? Это же просто летаргия какая-то! Я тебя еле добудился!

– И зачем же ты меня будил? – вдруг закричала Алла, которая наконец сообразила, где находится и почему так крепко спала, не сняв своего лучшего костюма. Как же она опять забыла, что у Макса есть ключ от ее квартиры! А всего-то надо было провернуть ручку фиксатора. Он ни за что не открыл бы замок. Она посмотрела на него с ненавистью и закричала еще громче: – Зачем ты опять явился, Макс?!! Я не собираюсь всю оставшуюся жизнь терпеть и мучиться, как ты мне предлагал!!! Не хочу! Не могу! Не желаю! Ясно тебе? Убирайся к своей невесте и оставь меня наконец в покое!

– Никуда я не уберусь, – буркнул Макс.

– Ну что же тебе от меня надо? – Алла закрыла лицо руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, завыла, страшно и безутешно: – Я не хочу жить! Мне незачем жить!!! Не для кого!!! Как ты не можешь этого понять?!!

– Есть зачем и для кого. Для меня… И для нашего ребенка, которого ты хотела…

Алла отняла руки от искаженного душевной болью лица и всмотрелась в Макса.

– Что ты такое говоришь? Какой еще наш ребенок? У тебя должен быть общий ребенок с Анной, а не со мной!

– Если вдруг у нее родится ребенок, я позабочусь о нем, не волнуйся, – ответил он, – но жить хочу с тобой! Я люблю тебя, Алка, со всеми твоими заморочками, комплексами и дуростями! Я объяснился с Анной… Конечно, все это было нелегко, но она вынуждена смириться… Она тоже видит, что я люблю тебя…

– Ма-а-акс… – простонала Алла. – Мне не выдержать еще одного чувства вины… перед Анной… Я сойду с ума…

– Я помогу тебе справиться с этим, любимая моя, – Макс притянул Аллу к себе и прижал ее голову к своей груди. – Ты выйдешь за меня замуж, у нас родится сын… или дочка… все равно… И тебе некогда будет переживать и виноватиться… Ты будешь растить нового человека… если хочешь… взамен Игоря… Мы даже можем назвать его Игорем, если, конечно, родится сын… Ой, Алка! Чуть не забыл! – Он отстранился от нее и полез в карман куртки, которую так и не снял. – Он же там мог задохнуться! Нет… Тепленький… Мурчит! Смотри, кого я тебе принес! – И он вытащил на свет малюсенького котенка, который целиком помещался на его крупной ладони.

Котенок щурился и, как только что Алла, не хотел просыпаться. Он улегся на Максовой ладони поудобнее и опять плотно закрыл глаза.

– Ну уж нет! Хватит мне одной спящей красавицы! – рассмеялся Макс и поставил кошачьего младенца Алле на колени.

Лапки котенка подгибались. Маленький треугольный хвостик дрожал. Он с трудом держал открытыми ярко-голубые глазки и еле слышно пищал. Шерстка его была дымчато-серая, пушистая и взъерошенная. Алла взяла на руки котенка и жадно прижала к себе.

– Макс! Как ты угадал, что мне сейчас именно он нужнее всего? – спросила она.

– Я всегда все про тебя угадываю. Разве ты не замечала?

– Да, пожалуй… – согласилась она.

– Алла, – посерьезнел вдруг Макс, – я делаю тебе официальное предложение руки и сердца. Ты… ты выйдешь за меня… замуж?

– Я выйду за тебя замуж… – эхом отозвалась она. – Только я не уверена, что ты станешь от этого счастливым…

– А вот это уже не твоя забота! – радостно прокричал он и, как ребенок, подпрыгнул до потолка, чуть не свалив люстру.

– Макс! Осторожнее! Разобьешь! – улыбнулась ему Алла.

– Разобью?! Какие пустяки! Как говаривал знаменитый Карлсон, я куплю тебе десять тысяч люстр! Но… – он поднял вверх указательный палец правой руки, – не сейчас! Сейчас ты включишь свою любимую музыку и убаюкаешь этого котенка, а я пойду на кухню и сварганю что-нибудь из имеющихся в наличие продуктов! Похоже, что ты сегодня ничего не ела! Так?

Алла кивнула.

– Значит, в холодильнике еще остались мои вчерашние щи! Ты будешь щи?

Алла опять кивнула.

И они ели щи, потом яичницу с помидорами, бутерброды с колбасой и пили чай со старым, уже зачерствевшим печеньем, которое Макс нашел в кухонном шкафчике завалившимся за тарелки. Потом он доказал, что обязательно будет счастлив рядом с Аллой. А она прижималась к нему всем телом, обнимала его кудрявую голову и думала о том, что, может быть, тоже счастлива. Может быть, счастье такое и есть, простенькое и незатейливое: поужинать вдвоем на одной кухне, а потом уснуть в объятиях друг друга.

Они так и сделали: уснули, а серенький котенок устроился прямо на Максовой голове. Может быть, его буйные волосы напоминали ему теплую шерсть мамы-кошки.

Николай Щербань, радуясь своему везению, ел «Отдельную» колбасу, закусывал ее чесноком, помидорами, хлебом и запивал все это великолепие жидкостью для обезжиривания поверхностей прямо «из горла». Давно у него уже не было такого праздника обжирания. Перед ним на газетке лежало пирожное под названием эклер, а в коробочке с отвинчивающейся крышечкой ждали своего часа сливки «Петмол» одиннадцатипроцентной жирности. Эх, поздно ему встретился этот мужик с горящим взглядом! Алкины фотки ему хорошо бы пошли! Только за пару слов этот чудик отвалил две сотни. Можно себе представить, что он, Николай, поимел бы, не поторопись с пленкой. Видать, Алка здорово нагрела его… А может, он еще придет? Надо усилить контроль над Алкиной квартирой: кто приходит, кто уходит и прочее… Глядишь, и еще повезет!

Николай с удовольствием оглядел свое жилище. Он натаскал в колясочную от овощного магазина кучу ящиков и сделал себе из них очень приличную мебель. В одном из углов он сложил крупные щелястые ящики один на другой верхом к себе. Получилось что-то вроде Оксанкиного кухонного пенала с полочками, правда, без дверцы. Дно каждой полочки Николай устелил чистыми газетами и хранил там всякую найденную на помойках утварь: погнутый ковшик, закопченную кастрюлю, чашку без ручки и пару стеклянных банок. Вместо ложки он использовал детский совок, который какой-то малыш забыл в песочнице, а ножом ему служило ржавое полотно пилы-ножовки. Кровать Николай сделал себе из других ящиков, из-под фруктов. Конечно, они были хилые, фанерные, но Николай не ленился и таскал, как птица в свое гнездо, бумагу, газеты, старую одежду, тоже найденную на помойках, и набивал их снизу. В конце концов получилась приличная устойчивая и даже слегка пружинистая кровать. Устелил он ее тоже старыми тряпками, среди которых ему однажды попалась длинная штора. С этой шторы хлопьями отваливались вышитые на ней цветы, но это никак не мешало Щербаню использовать ее вместо одеяла. Еще у него был стол и пара ящиков-табуретов. Чем не мебельный гарнитур? Надо сказать, обустраивая свое жилище, Николай чувствовал себя Робинзоном на необитаемом острове, который вынужден был приспосабливаться к окружающей среде. По ночам Щербань жег бумагу и прочую горючую дрянь в самом приличном из ведер, найденных в колясочной, и таким образом несколько обогревался. Конечно, приходилось приоткрывать дверь, иначе от дыма можно было задохнуться, потому он грелся только по ночам. Он понимал, что зимой это жалкое подобие «буржуйки» его вряд ли спасет, но старался об этом не думать.