Сохейр Хашогги - Мираж

— Наш друг себя неважно чувствует, — сказал Али на четвертый день праздника. — Он говорит, что просто устал, но мне кажется, что он немного прихворнул. Как бы то ни было, сегодня он хочет остаться дома и отдохнуть.

— Я предупрежу слуг.

— Это правильно. Но мы не можем оставить нашего гостя одного. Мне бы хотелось, чтобы ты тоже осталась и заняла Филиппа, если, конечно, тебя не прельщает обед в очередном посольстве.

— Честно признаться, я и сама немного устала от праздников. — Это была чистая правда: Амира еще не оправилась после операции. — Но не пойдут ли ненужные разговоры? Я хочу сказать, может быть, здесь останется кто-нибудь еще, кроме слуг?

— Не знаю. Вряд ли удастся договориться с Зейнаб, у меня же дел по горло. Но волноваться не о чем. Приходится отступать от правил, к тому же все делается с моего разрешения. Да и слуги, как ты уже сказала, будут здесь.

— Ну тогда… — Амира решила притвориться безразличной, чтобы не выдать своей радости.

— Мне пора, все будет хорошо.

— Как ты пожелаешь, — смиренно, как и подобает образцовой мусульманской жене, сказала Амира. Как стремилась она стать такой женой еще совсем недавно!

В тот же день после полуденной молитвы Амира и Филипп сидели за столом, уставленным жареными перепелами, рисовыми лепешками, оливками, финиками и свежими фруктами. По приказанию Амиры слуги принесли бутылку белого вина из запасов, которые Али держал для иностранцев, нескольких вольнодумцев и, конечно, для себя. Филипп очень обрадовался вину, хотя немного расстроился, когда Амира отказалась с ним выпить.

— Как странно, — сказал он. — Для вас выпить вино — значит совершить страшный грех или по меньшей мере проступок. Для меня же вино — такая же еда, как и все остальное. Большинство французов не обедают без вина.

В столовой они были одни. Зейнаб забрала своих детей и Карима, отбыв то ли на прием, то ли на очередной званый вечер.

— Слишком многое разделяет наши народы, — задумчиво произнесла Амира.

— В действительности таких вещей только три. Язык, религия и Средиземное море. — На мгновение Филипп погрузился в тяжкие раздумья. — Когда я был молод, то думал, что нет на свете большего зла, чем религия. Я и теперь так думаю, но с возрастом я понял, что в религии есть и кое-что положительное.

— И это верно. Позвольте, я наполню ваш бокал. — Амира почувствовала себя неудобно: ей не понравилась тема, которую затронул Филипп. Живя во дворце, она научилась шестым чувством определять, когда под дверью подслушивают. Слишком уж тихо было в доме. С кухни не доносилось ни звука. Большинство слуг были воспитаны в добрых ремальских традициях. Они и так уже месяцами будут чесать языки о том, что принцесса Амира провела вечер в компании иностранца, который пил вино. А эти разговоры о религии только усугубят положение.

— Вот что, Амира, — произнес наконец Филипп, — нам надо поговорить.

Женщина мгновенно поднесла палец к губам.

Запнувшись на секунду, Филипп заговорил дальше, кивком успокоив Амиру: он понял значение ее жеста.

— Я хочу спросить, когда вы с Али собираетесь в Европу. Мне не терпится отплатить вам за гостеприимство. Так скоро ли вы снова будете во Франции?

— Во Франции? Ну, я уверена, что рано или поздно мы приедем во Францию, но это не входит в наши ближайшие планы. Сначала мы отправимся на пару недель в Эмираты. Потом, ранней весной, поедем в Тегеран с заездом в Тебриз. Были разговоры, что после этого мы посетим Нью-Йорк. Знаете, я еще ни разу не была в Соединенных Штатах.

— В Тебриз, — повторил Филипп. — Что вы собираетесь там делать?

— Там есть одна старинная, очень почитаемая мечеть. Ее долгое время не ремонтировали, и она постепенно разрушается, а год или два назад случилось землетрясение, которое окончательно погубило это святое место. Очевидно, шах желает, чтобы аль-Ремаль своими деньгами и авторитетом помог восстановлению мечети.

Филипп улыбнулся.

— Шах надеется умаслить фундаменталистов, которые кусают его за пятки.

— Parle franзais?[5] — одними губами проговорил Рошон.

Амира отрицательно покачала головой. Это покажется подозрительным. Потом, кто знает, может быть, кто-то из слуг хоть немного понимает по-французски.

Филипп достал из кармана спортивного видового пиджака блокнот и ручку.

— Я все же беспокоюсь за ваше здоровье, — говорил Филипп, одновременно записывая что-то в блокнот. — Вы уверены, что достаточно окрепли для всех этих путешествий?

— О, благодаря вам и доктору Коньяли я прекрасно себя чувствую.

— Отлично. — Рошон показал Амире листок из блокнота, на котором было написано: «Собираетесь ли вы завтра на «Египетскую ночь?»

Амира кивнула.

— И все же меня волнует здоровье моей больной, — проговорил Филипп, продолжая писать.

— Прошу вас, не переусердствуйте с нагрузками.

«Я буду в саду, когда вы вернетесь, — говорилось в следующей записке. — Не спешите, я подожду».

— Обещаю вам, доктор, — произнесла Амира, — я буду очень осторожна.

Для молодых женщин аль-Ремаля, точнее, из аль-ремальской знати, «Египетская ночь» была самым лакомым из празднеств по случаю пятидесятилетия царствования нынешнего короля.

Это был своеобразный девичник, на котором женщины могли вести себя раскованно и свободно, нарядиться в самые немыслимые модные платья, вспомнив о срочных одеждах только к концу вечеринки. Такие вечеринки были новшеством для страны. Всего каких-то десять лет назад такое в аль-Ремале было просто невозможно.

Для празднества был выбран танцевальный зал отеля «Хилтон», дворец сочли не слишком подходящим местом для такого разгула в западном стиле. На Амире было расшитое блестками платье от Живанши с юбкой из блестящей тафты. Обстановка напоминала европейский банкет, но без выпивки и без мужчин.

В зале пили фруктовые соки, ели деликатесные закуски, обменивались комплиментами, шутили, пикировались и сплетничали триста или четыреста разодетых в пух и прах женщин.

Среди этого дамского множества было только три или четыре скромницы в традиционной одежде, да и те без чадры.

Чем дальше в лес, тем больше дров. Дух товарищества тесно сплотил собравшихся. Женщины, вообразившие, что пустились в опасное приключение, позволяли себе откровенность, абсолютно немыслимую в других обстоятельствах: малознакомые жаловались друг другу на мужей, законы и вообще на аль-ремальские порядки.

Перед Амирой возникло лицо едва знакомой принцессы.

— Амира, скажи правду: была авария или нет?