Созвездие Ворона - Вересов Дмитрий

Делох нахмурился.

— Я прекрасно понимаю, что вы намереваетесь наслаждаться супружеским счастьем, однако сейчас, мне кажется, как никогда остро встала проблема…

Он осекся и посмотрел на Рафаловича. Как бы ни был возбужден Делох, он понимал, что затрагивать при посторонних тему Ордена не стоит.

Рафалович воспользовался паузой, чтобы вставить слово.

— Вот это чай! — сказал он. — Настоящий. Вы знаете, в американском общепите совершенно не умеют его готовить. Попробуйте заказать чай в американском кафе и получите теплую водичку цвета кошачьей мочи!

— В детстве у меня была красивая чашка. Дрезденский фарфор. На ней была изображена чайная роза, — сказала задумчиво Захаржевская. — И я думала, что чай добывают из чайных роз…

Профессор Делох потряс головой, негодуя, видимо, из-за того, что беседа принимает столь легкомысленный оборот.

— Я все же хотел напомнить, — сказал он, — что есть вещи, которые требуют вашего внимания.

— Я прекрасно понимаю, профессор, о чем вы говорите! — сказала Захаржевская. — И, поверьте, ценю вашу заботу, но ситуация, как говорится, под контролем!

— Так же думали и царские власти в России перед революцией…

— Революция! — оживился Рафалович. — Давайте споем вместе что-нибудь вроде «Смело, товарищи, в ногу»!

Делох помолчал, неодобрительно глядя на него.

— Вы знаете, — сказал он, — а мне иногда жаль, что в наше время нет пламенных борцов, готовых отдать свою жизнь за идею, пусть даже весьма спорную!

— В таком случае, дорогой профессор, — заметил Нил, — поезжайте в Россию и посмотрите, сколько там сейчас пламенных революционеров всех возрастов снова грезят о революции, если не всемирной, то, по крайней мере, в масштабе страны. Идолы прошлого снова в фаворе у толпы. Эти люди считают героями убийц и грабителей… Разумеется, масоны, управляющие миром, им ненавистны, однако строй, созданный при их участии, они считают справедливым. Потому как простому человеку при нем было хорошо. Мне доводилось читать в современной русской прессе статьи, оправдывающие не только сталинские лагеря, но и культурную революцию в Китае!

— Эти люди не виноваты в том, что мечтают о стабильности! Они не могут отличить свет от тьмы, но надо выводить их к свету.

— Разве? — спросил с удивлением Нил. — Простите, но сейчас не девятнадцатый век, когда было принято разделять народ и верхушку, включая дворянство и интеллигенцию. Как ни крути, но революция или, если вам угодно, — переворот в семнадцатом году дал равные права всем, и если, несмотря на восемьдесят лет советской власти, народ остался неспособным отличить добро от зла и готов продать душу за стабильность, то, боюсь, этим людям уже не помочь. Тем более, что они полагают себя вполне вправе…

— Что-то вы разгорячились, — заметила Захаржевская, подходя к дискутирующей паре.

— Господин Делох готов поднять знамя революционной борьбы! — Нил сразу изменил тон. — Если его услышат слуги, нам останется только сдаться. Социалистическая республика Занаду.

— Какой ужас! — сказала Татьяна. — Надеюсь, меня не гильотинируют?

— Перевоспитают!

— Смейтесь, смейтесь! — сказал Делох с достоинством.

Он, в самом деле, казался задетым.

— По-моему, сейчас не время для политических дискуссий! — попеняла Захаржевская жениху.

— Полагаешь, я ее начал, эту дискуссию? — спросил Нил.

— Я… — начал было Делох.

— Я так рада снова видеть вас здесь, дорогой профессор, — сказала искренне Татьяна.

— Взаимно, взаимно! — он хмыкнул.

Нил посмотрел на него внимательно. Профессор Делох, безусловно, изменился — раньше в его речах не было столько желчи. Он напомнил Баренцеву тех странных стариков, которых он иногда видел в телепередачах из России. Тех, кто по-прежнему хранил верность революционным идеям, не замечая перемен в обществе. Таким же одержимым выглядел Делох. Правда, профессор не сыпал революционными лозунгами, но, судя по всему — по выражению его лица и интонациям — до этого было недалеко. Не припас ли господин Делох за пазухой булыжник — старое, проверенное временем оружие пролетариата? Нил улыбнулся, но на душе стало неспокойно — неприятности ему были не нужны.

Улучив момент, он отозвал в сторону Питера Дубойса и попросил его приглядеть за Делохом.

— Не беспокойтесь! — пообещал тот. — Георг немного перевозбужден в последнее время..

Глядя на Делоха и Дубойса, Нил почувствовал, что ему уже никогда не восстановить с ними прежние отношения. Никаких дружеских посиделок и споров о судьбах мира. Слишком многое теперь их разделяет. Тем не менее, он действительно хотел помочь Питеру в вопросе с Клэр Безансон. Если бы тот подождал немного…

Что ж, наверное, это естественно. Люди сходятся и расстаются, это касается не только любовников: весь мир — сплошное броуновское движение.

Шансы погибнуть в вертолете, летящем над бурным морем, весьма велики. Особенно сейчас, когда в мире неспокойно. Сколько людей заинтересовано в том, чтобы Хэмфри Ли Берч исчез с лица земли. Эти мысли проносились в голове директора Федерального бюро, пока винтокрылая машина рассекала воздух. Надо бы подняться повыше — обидно погибнуть накануне таких великих событий. Волны, казалось, неслись в нескольких десятках метров под ними. На горизонте мелькнул приземистый силуэт — может быть, танкер или военный корабль. В Средиземном море проходили маневры…

Впрочем, пилот знал свое дело, а Хэмфри Ли Берч знал, что ему не суждено погибнуть в морских волнах Впереди уже показались очертания Танафоса. Зеленый одинокий остров. Волны разбивались о скалы. Внизу мелькнула тихая уютная пристань, где, не страшась стихии, за волноломом покачивалась яхта Нила Баренцева.

Пилот заложил крутой вираж, прежде чем опуститься на площадку. «Он лихач», — подумал Берч. Он часто летал на вертолетах, и давно привык к этим ощущениям, но сегодняшний перелет возбудил его. Два дня назад он получил важное известие.

— Знаете, что было написано в конце одной из школьных тетрадок Наполеона? — обратился он к Гейлу Блитсу, сидевшему напротив с неизменным ноутбуком на коленях. — «Святая Елена, маленький остров…» Это заставляет задуматься о совпадениях и о роли случайности. Вам никогда не приходило в голову, что мы сами создаем нашу судьбу?

Блитс задумался, потом согласно кивнул. Он принадлежал именно к тем людям, что сделали сами себя.

Уже темнело, когда вертолет коснулся посадочной площадки на Танафосе.

Глядя на открывшийся внизу чудесный пейзаж, Берч вспомнил другое место. То место, где он начал свой долгий путь, подходивший теперь к логическому концу.

Поместье рода Менассе, выстроенное в колониальном стиле, выглядело очень респектабельно. Дорога ведущая к нему, вилась между сосновых лесов, казавшихся мрачными и сказочными. Бароны испокон века предпочитали уединение. В конце двадцатого века их каббалистические изыскания в худшем случае могли привести к скандальной публикации. Однако и это было бы крайне нежелательно.

Судя по портретам в галерее, представители рода всегда несли на себе печать отрешенности от суетного мира. В числе предков числились несколько именитых каббалистов, предававшихся своим занятиям еще во времена арабского владычества над Испанией. Потом арабы покинули полуостров, оставив после себя великолепные дворцы, подобно волне, выбросившей на песчаный берег прекрасные драгоценности. Но стены этих дворцов уже не оглашались звуками каббалистических формул, рождавших невероятные слухи среди простонародья.

Менассе, как и многие адепты оккультных знаний, предпочли оставить страну вместе с изгнанными завоевателями. Воинов среди них не было — парадные доспехи и оружие остались новым наследникам, на чужбину было вывезено только то, что представляло истинную ценность, — книги и рукописи.

Берч задержался перед одним из портретов. Галерея особняка была пустынна. Никто не мешал ему.

— Я искал тебя, — промолвил он.