Татьяна Устинова - Закон обратного волшебства

— На заборе тоже много чего написано, мамаша! Или оплачивайте, или вылезайте!..

Наталья сидела, сгорбившись над пакетом и сумкой, зажав в руке тридцать рублей.

— У вас какими купюрами? — прошелестел рядом старичок в облезлой кроликовой шапке. — У меня только пятьдесят, а водитель просит без сдачи…

Наталья показала ему «купюры».

— А вы мне не разменяете?

В сумке у Натальи были еще десятки, но лезть пришлось бы очень далеко. Она ни за что не полезла бы, но старичок был такой смирный и чистенький, морщинистая шея замотана трогательным клетчатым шарфом, кое-где протертым до дыр. Наталья поглядела на шарфик, вздохнула и открыла сумку.

— Давайте я пакеты подержу, голубушка, — переполошился старичок, — давайте!

Наталья передвинула к нему тяжеленный пакет, и старичок с готовностью за него ухватился. Наталья стала рыться в сумке, искать кошелек. Все время попадался телефон, а кошелек, зарытый для безопасности на самое дно, где-то затерялся.

— Вот какое вам беспокойство, — прошелестел рядом старичок, — вы уж извините меня, голубушка.

Голубушка кивнула. Шапка съезжала на нос, мешала, и жарко было, и хотелось, чтобы маршрутка уж побыстрее поехала и доехала до Натальиной остановки, а оттуда до дома рукой подать.

— Передавайте, передавайте, — надрывался водитель, — пока все не передадут, не поедем!

Наталья нашла наконец кошелек, прижала раззявленную сумку к животу и отсчитала пять бумажек. Старичок принят их и вручил ей свою. Обмен состоялся.

Наталья вытерла лоб, выдохнула, зарыла кошелек поглубже и улыбнулась старичку.

Сил у нее не осталось.

— Давайте мне ваши купюры, я передам, — предложил старичок, и Наталье вдруг показалось, что она где-то его видела.

Какой-то он был очень знакомый, свой, что ли, с его клетчатым шарфиком, морщинистой шеей и кроличьей шапкой.

Может, в аптеку приходил?

— Что, вы, голубушка? — спросил старичок негромко. — Я вам напомнил кого-то?

Наталья улыбнулась — она не ожидала такой наблюдательности.

— Не знаю, — сказала она и потянула у него пакет, — показалось, должно быть.

— Такое бывает, — согласился старичок. — Нет-нет, голубушка, я подержу, вам ведь так неудобно!

— Спасибо, не нужно, — поблагодарила Наталья, которая не любила никакой навязчивой любезности. Кроме того, она беспокоилась о своем батоне и о колбасе тоже — все это следовало беречь от чужих ног, а сбережет ли старичок?..

— Нет, нет, голубушка, я не отдам, решительно не отдам, вам ведь… далеко ехать?

— Далеко, — вздохнув, согласилась Наталья и покосилась на пакет, надежно ли стоит. Пока все было в порядке. — До конечной. А вам?

— И мне далеко, — уклончиво ответил старичок.

Маршрутка дернулась так, что все повалились друг на друга — как видно, водитель получил свой оброк сполна, — потом вильнула, все повалились на другую сторону. Потом выровнялась и наддала.

Ну все. Финишная прямая.

— Что-то вы так печальны, голубушка, — вдруг тихо спросил старичок, — или случилось, что?

Наталья глянула на него и стала смотреть в грязный пол.

Вот чего она еще не любила, так это задушевных разговоров со случайными попутчиками, да еще в маршрутке!

— Вы не думайте, голубушка, я не из праздного любопытства, просто лицо у вас такое… грустное.

Наталья неожиданно разозлилась.

— А должно быть веселое? — осведомилась она грубо. — Я целый день на работе, маршрутку ждала сорок минут, я есть хочу, спать хочу и сижу на… приставном стуле. А у меня спина болит!

Зачем она только познакомилась с Ильей?!

Все было бы замечательно — сидела бы до конца дней своих с другом Виктором и его трепетной мамашей, варила бы гороховый суп, вязала бы носки и отдала бы ребенка в районный детский садик, где все такие же, как она. Где у каждой «мамочки» по своему Виктору, носкам и ребенку, а у ребенка сопли, а дома свекровь, и все озабочены проблемой «съема», желательно, чтобы недалеко от метро, и от детского сада недалеко, и от магазина недалеко.

Такого «съема» отродясь не бывало — только если палатку поставить на каком-нибудь газоне, вблизи магистрали или станции метрополитена.

Магистраль — артерия нации.

«Мы работаем, чтобы не закупоривались артерии нации!» — восклицал мистер Питкин каком-то старом кино.

Пойдем в кино, пригласил ее Илья, а она отказалась.

Ну что он, дурак? Ну как она может пойти с ним в кино?!

Ну пойдет она в кино, ну, поверит во все на свете, ну, расслабится непозволительно.

А дальше-то что?!

Она сто лет ни с кем не ходила в кино. Нет, не сто, но лет десять точно.

На первом курсе Наталью позвал в кино ее тогдашний «молодой человек», так это называлось.

Она пошла. Очень гордилась собой, наряжалась и прихорашивалась. У нее было серое финское пальтецо с капюшоном — на капюшоне опушка неопределенного меха. Еще был красный капроновый шарфик, гофрированный, яркий, но очень неудобный и жесткий. Он кусал шею и все время вылезал из-под воротника, зато очень оживлял пейзаж. Еще были боты, правда, резиновые, но тоже красные! В резиновых ботах на сухом асфальте было не слишком приятно, но очень, очень, очень «красиво» и в тон шарфику.

Украсившись шарфиком и ботами, она еще напоследок вытянула челку перед зеркалом. Тогда все носили челки, и Наталья свою челку не любила, она все время закручивалась в разные стороны, потому что волосы кудрявые, а Наталья, понятное дело, мечтала о прямых.

Почему-то все девчонки мечтают именно о том, чего у них нет и быть не может. Кудрявая — о прямых волосах. Маленькая — о длинных ногах. Высокая — о том, чтобы как-нибудь стать поменьше.

Наталья тоже мечтала. Обо всем.

Она мечтала похудеть, уменьшиться в росте, обрести короткие прямые волосы и «приличный» размер ноги. У нее размер был исключительно «неприличный» сороковой.

Ну вот. Она вытянула челку, налачила ее так, чтобы та стояла колом и уж никак не могла закрутиться ни в какую сторону, и пошла к кино.

С «молодым человеком».

Кино называлось «Легенда о Наройяме», и повествовало оно о жизни японской деревни конца девятнадцатого века. Там, в кино, людей закапывали живыми в ямы, насильно женили, а те, которым жен не хватало, проделывали всякие ужасные вещи с козами и овцами, некоторые с собаками, стариков отводили умирать в горы — не потому, что они были плохи, а потому, что «время пришло».

После кино у Натальи осталось такое чувство, будто она два с половиной часа просидела по горле в бочке с холодными, жирными, копошащимися червями.

— Концептуально, — оценил «молодой человек», когда они досмотрели «Легенду» до конца. — Фильм о нас.

Наталья решительно не была согласна, что фильм о ней.