Алексис Винг - Безмолвное море

Я смотрела на это так хладнокровно, словно всё это давно было во мне, просто я даже не подозревала об этом. Я чувствовала, как какие-то насекомые поедают мою плоть. Но я продолжала стоять и лишь смотреть на него. Мне хотелось ему помочь, я плакала горячей жидкостью: возможно, это была кровь, не знаю. Знаю лишь, что мне было больно от того, что он умирает. Я плакала от того, что теряю его, свою единственную любовь. Видеть собственными глазами, как твой возлюбленный теряет части тела и превращается в гниль – это страшное зрелище. Это убивало меня, разбивало моё сердце на миллионы осколков льда, на айсберги, готовые врезаться в любое проходящее судно и потопить их, забрать их с собой на дно океана. Этот бесконечный сон, это самый страшный кошмар чуть не убил меня.

Я проснулась от того, что громко плакала, чем испугала своих соседок по комнате. Они были так напуганы, что начинали молиться. Здесь был и доктор, осматривающий меня, видимо, мои подруги подумали, что я умираю. Они были почти правы, ведь если бы в реальной жизни я увидела всё то, что происходило во сне, то я бы точно умерла от горя. Меня ощупывали, спрашивали о чём-то, а я обливалась холодным потом и вспоминала слова гадалки: «Я вижу смерть, страшную вереницу смертей. И всё это произойдёт из-за этой истории». Я поверила в проклятье, поверила в злой дух ведьмы, жаждущий смертей и отмщения, так как поняла, что этот дух уже был во мне. Мы сами того не осознавая освободили Гвиневру и она вселилась в меня, выбрав верную цель. Или же она и раньше была во мне? И, прикоснувшись к одной из струн потустороннего мира, мы разбудили остальные: и теперь кричащая мелодия готова была оглушить нас всех.

Я просыпалась и вновь засыпала, не понимая, умерла я или нет. Утопала в собственном поту, путалась в собственной паутине, задыхалась в собственном ядовитом воздухе. Но я была напугана до смерти ещё от того, что поняла, что могу навредить Чарльзу. И, судя по моим видениям и снам, я стану тем человеком, который приведёт его к погибели».

Глава XVII. Брат против брата

Та скорость, с которой король готовился покинуть замок, поражала многих. Но если раньше в наваждение Генриха мало кто верил и вообще все считали, что причиной странного поведения монарха было его психическое расстройство, то сейчас не оставалось ни одного человека, кто бы не хотел покинуть этот мрачный замок и вернуться в прежнее место проживания. Праздники, танцы и прочие мероприятия были отменены, так как люди попросту боялись выходить из своих комнат. Собирались все вместе лишь во время приёма пищи и то старались не растягивать трапезы на несколько часов, как это было раньше. Король приказал провести расследование, но следователи мало что могли понять, так как некоторые вещи, происходящие в замке, не поддавались объяснению. Лондонский замок стал походить на тюрьму, в которой каждый ждал вынесения своего приговора. Ведь никто не знал, кем окажется следующая жертва. После покушения на короля было совершено несколько взломов в спальни принцев, стражников усыпляли на этот раз, и хоть ни один волос с головы Чарльза и Теодора не упал, от этого становилось не менее страшно.

Адриана старалась избегать общения с кем бы то ни было, её отчуждение заметили многие, в том числе и младший принц. Он не знал, что стало причиной такой перемены в девушке, но решил, что так, вероятно, будет лучше для неё, ведь он не хочет втягивать её в ту бездонную пропасть, в которую попала его семья. Любой контакт с ним был сейчас опасен, ведь на его жизнь и жизнь его близких начали покушаться. Поэтому Чарльз все усилия тратил на то, чтобы найти убийцу, пытаясь не терять надежды, что найдёт всему этому разумное объяснение.

Сесилия тем временем старалась не предаваться панике и по возможности успокаивать всех, кого одолевали страхи: слуг, придворных и своих родных. Она показала такое самообладание, что если раньше её недолюбливали, то сейчас, по крайней мере, начали уважать. Адриана хотела бы поучиться у королевы этому качеству, но в её ситуации это было практически невозможно. Всё, что её сейчас беспокоило: её собственное душевное равновесие. С каждым днём ей давалось всё труднее держать свои эмоции под контролем. Порой она срывалась на подруг, порой сбегала и заставляла всех только гадать, куда она убегает. Окружающие чувствовали, что с девушкой что-то не так, но многие списывали это на то, что Адриана не смогла справиться с тем давлением, которое оказывала на всех придворных обстановка в замке.

В течение недели тысячная группа людей отправилась в путь: обратно в Йорк. На полпути процессии пришлось остановиться в гостях у богатого барона, который разместил знатных людей в комнатах для гостей, королю и королеве предоставил лучшие комнаты во дворце, а слуги и прочие незнатные люди разместились в соседних постоялых домах и гостиницах. Фрейлины спали в комнатах по соседству с королевой. Мужчины размещались в противоположном крыле здания.

К ужину все оделись очень нарядно и спустились в зал для пиршеств: барон устроил для знатных гостей настоящий праздник. Были приглашены фокусники, танцоры, оркестр. Складывалось впечатление, будто все забыли о прошлых событиях, отпустили все тревоги и наслаждались всеобщим весельем. Богатое убранство зала, бьющее по глазам сияние золота и сапфиров, разноцветные костюмы, платья, водопады из эля и вина – всё так напоминало те прежние времена, когда не было иных забот, кроме выбора ткани для платья, аромата для духов, который сможет разбудить в мужчине страсть и желание. Все эти глупости казались такими важными, значащими, что захламляли собой все головы придворных. Но это были приятные хлопоты. И сейчас все как будто вернули время вспять.

Даже Генрих повеселел и протанцевал с Сесилией несколько сетов. Адриана пыталась улыбаться, Чарльз смеялся с шуток Джейкоба. Только один Тео сидел, как в воду опушенный. По возвращению в Йорк испанская принцесса Изабелла должна была прибыть в Англию. Свадебная церемония была не за горами. Этим браком Генрих обеспечивал себе тыл: отношения Англии и Испании всегда были напряжёнными, а этим союзом он заручался поддержкой испанцев в случае войны с другим государством и хотя бы на некоторое время устанавливал мир между двумя сильными королевствами. Но Теодору, видимо, так не нравилась будущая супруга, что даже политическая выгода этого брака не могла его порадовать.

Он ругался с отцом, ругался с матерью, но никак не мог повлиять на уже принятие решение монархов: будущее было предопределено за него. Более того, Тео не желал принимать участия в веселье и всем своим видом показывал, как он недоволен предстоящей свадьбой и пытался хоть кому-то испортить настроение. Но никто даже не обращал на него внимания: все были погружены в своё безудержное счастье.