Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая - Мария Мирей
Мальчишки в предвкушении главного праздника носились по двору, весело соперничая друг с другом, ожидая, когда можно будет войти в дом, так как Эмма Петровна строго настрого запретила им путаться под ногами. Все – таки мы сделали правильный выбор, решив остаться здесь. Глядя на маленьких мальчуганов, бегающих по просторному парку, я испытывала удовлетворение. Здесь в сердце дикой природы они будут счастливы как нигде больше. И пусть у них не будет шумных мегаполисов, охраны и шикарных тачек, зато будет простор, свобода и безопасность.
Весь ажиотаж вокруг праздника не оставил и меня равнодушной. В душе поднималось необъяснимое волнение, и я строго настрого запретила себе думать, что причиной этого самого волнения выступал таинственный друг. Почему то мысли, то и дело возвращались к нему.
Ронни обмолвился, что их новый друг настоящий мужик. Что он вкладывал в это понятие мальчик так и не сказал, но его восхищение этим мужчиной вызывали тревогу. Поначалу когда мальчика объявили о новом друге, я подумала, что у семьи, заселившейся в дворянском особняк, есть мальчик, с которым подружились мои дети. Но когда Маруська выяснила, что их друг – взрослый мужчина, мы забили тревогу, запретив мальчикам спускаться за овраг.
Но «случайные» встречи продолжали происходить с завидной регулярностью, мальчишки убегали и отправлялись прямехонько к дворянскому особняку. И хоть кол им на голове тиши! Их друг – это почти священное божество, которое Ронни при каждом непонравившемся ему слове бросался защищать!
Чертыхнувшись, на мысли об этом индюке я поспешила в дом, чтобы помочь Эмме Петровне с украшением тортов и пирогов.
За этим занятием мы провели почти полдня, поручив присматривать за малышами Маруське, чтобы они вновь не удрали к своему другу, при мысли о котором у меня уже дергался глаз.
Наконец, отправив угощение в фургоне, выделенном нам местной властью, мы взялись за сборы.
Критично перебирали и отбрасывали имеющие вещи, справедливо решив с Маруськой, что сельская жизнь наложила на нас свой отпечаток. В нашем гардеробе не осталось ни одной мало – мальски приличной вещицы и мы расстроенно уставились на ворох одежды.
– М-дааа, в таких нарядах, мы точно не привлечем к себе внимания. Нас примут за местных долгожителей.
– Марусь, – позвала я, – мы твой чемодан бросили в чулане не распаковав. Что ты с собой везла?
– Ты позвонила среди ночи, объявившись через полтора года! И вещи я в спешке бросала в чемодан, тоже, между прочим, посреди ночи! Ты думаешь, я помню, с чем приехала? К тому же мы сразу принялись за конспирацию.
– Но теперь мы можем достать твои вещи, как думаешь?
– Думаю да.
Вдвоем мы притащили огромный чемодан от Луи, быстро расстегнув его, принялись перебирать шедевры известных кутюрье.
– Изысканные сразу откладывай, не хватало, чтобы еще какая – нибудь глазастая мадам узнала лейбу. Потом проблем не оберешься.
– Вот, смотри, как насчет этого? – Маруська достала лимонное легкое платье, с узким рукавом и широкой юбкой полусолнцем. – Мне, кажется, отлично подойдет для местного праздника, скромное и в то же время стильное. Без лейбы. И будет хорошо на тебе смотреться. А мне вот это зеленое, – Маруська вытащила темно зеленое платье, со в меру глубоким декольте и плиссированной юбкой.
– Отлично, хорошо, что этот дизайнер работал в стиле минимализма. Теперь, нужно поторопиться. Машина за нами придет через пятнадцать минут. Твой мэр, этим вечером от тебя не отстанет, – говорю, окидывая Маруську взглядом.
– Сплюнь, мне и так от него проходу в город нет, – и, состроив забавную мордашку, Маруська трижды перекрестилась.
Быстро облачившись в свои наряды, мы собрались в короткие сроки, проигнорировав макияж. На такой адской жаре, это казалось бессмысленным делом, особенно когда от свежего и чистого воздуха наша кожа и так сияет здоровьем.
У подъезда раздался гудок, и мы высыпались всей шумной компанией во двор.
Вечер не спеша опускался на город, принося с собой прохладу с высоких гор и свежесть озер. Это было мое любимое время суток, когда можно вдыхать полной грудью воздух, любуясь алым закатом.
Центральная площадь была забита сотнями людей, из огромных колонок орала музыка, детвора носилась туда – сюда. Для них был отведен целый сектор с разнообразными аттракционами, и наши мальчишки потянули нас к батутам и качелям. Угощения разносили переодетые скоморохи, на подносах которых были разнообразная выпечка и лимонады.
Маруська умчалась, увидев кого – то в толпе, а я, оставив детей на Эмму Петровну, бродила по площади, с интересом разглядывая местные выставки, и работы гончаров.
Вдруг по спине прошелся ворох мурашек, так бывает, когда чувствуешь чужой взгляд. Я повертела головой в разные стороны, и, не заметив ничего подозрительного, решила отправиться поближе к мальчишкам. В сердце забилась тревога, и я уже буквально расталкивала людей, чтобы быстрее добраться до детей.
Увидев их сидящими рядом с Эммой Петровной и уплетающими пироги за обе щеки, я с облегчением выдохнула, когда Артём, увидев меня, подскочил на ножки и бросился ко мне, цепляясь за мою юбку.
– Что случилось сынок? Ты соскучился или… – слова застряли в горле комом, взгляд зацепился за цепочку, свернувшую на его шее, убегающую за воротник его рубашки. Еще час назад на его шее ничего не было. Дрожащей рукой, я потянула за нее, не веря собственным глазам. Эмма Петровна проследив за моими действиями, вскрикнула, схватившись за сердце, а у меня земля поплыла из – под ног. На груди мальчика сверкала филигранная тонкая золотая подвеска с моим изображением, на второй стороне которой добавилось еще одно изображение. Артема. Такое, как он есть сейчас.
Я вскочила, хватая воздух как выброшенная на берег рыбина, трясясь всем телом, и дико озираясь по сторонам, не в силах вымолвить ни слова, испугав детей. Артем заплакал, а за ним и Ронни, как заведенный повторяя, что крашение Артему дал их друг.
Этого не может быть, просто не может быть. Повторяла я как мантру, крепко схватив сына на руки, придираясь через толпу, таща за собой упирающегося Ронни.
– Эмма Петровна отыщите Маруську, мы уезжаем, – истерично прокричала я, гонимая демонами прошлого, чувствуя, как падаю в бездну, и с каждой секундой легкие покидает воздух и сердце замедляет ход. Это какой – то сюрреализм, отвратительный розыгрыш. Или кто – то узнал про нас, и теперь нам нужно было вновь скрываться. Я не замечала, как слезы катятся по лицу и окружающие стали коситься на меня
