Золотые рельсы - Эрин Боумен

К середине утра я чувствую усталость. Я не жалуюсь, ведь Кэти приходится куда тяжелей. Она словно не замечает прошедших часов, а у меня урчит в животе и устали глаза. Я с восхищением думаю о маме, которая, отправившись к роженице, могла отсутствовать по двое суток.

По крайней мере, уже скоро. Я чувствую головку ребенка.

Я говорю Кэти, что все идет хорошо, ребенок все ближе с каждой схваткой, скоро мы увидим его и все мучения будут не напрасны.

Я повторяю то, что говорила в таких случаях мама, и отгоняю мысли об ужасных случаях, таких как рождение мертвого ребенка или кровотечение, приводящее к смерти матери.

Кэти такая сильная, что с ней ничего такого не произойдет.

Но все-таки жизнь редко бывает справедлива.

* * *

Прошел еще час потуг, но ребенок все еще не появился на свет. Лоб у Кэти в поту, волосы прилипли к плечам

— Совсем скоро.

— Ты это говоришь уже несколько часов, — кряхтит она.

— Теперь точно. Еще чуть-чуть.

Она дышит, пережидает, а на следующей схватке старательно тужится. Я стою наготове в изножье кровати, протягиваю руки, и все же едва успеваю схватить ребенка — он скользкий от крови. Я переворачиваю его.

— Это мальчик.

Но он не плачет. Его кожа красновато-синюшного цвета.

Наверно, они всегда такого цвета поначалу. Я точно не помню. Прошло много времени с тех пор, как я помогала маме принимать роды.

Я слегка хлопаю младенца по спине, и он кашляет. Слизь из его рта и носа у меня на руках, но я не замечаю этого, потому что он заплакал — громко, пронзительно. Какие прекрасные звуки!

Я бережно отдаю его Кэти, младенец касается ее кожи и замолкает. Теперь плачет Кэти, улыбаясь от счастья, слезы текут по ее щекам.

— О боже! — Она целует младенца в лоб и шепчет: — Привет, Уильям!

— Уильям?

Отличное имя, имя сильного человека.

— В честь брата Джесси. Джесси тоже был уверен, что родится мальчик. Все-то он знает.

Она обводит комнату глазами:

— Где же он? Пусть войдет.

— Его нет, Кэти. Они уехали с Ризом.

— На поезде, — она вспомнила.

— Да, но он вернется. Они вернутся оба.

Я беру чистое полотенце и старательно обтираю ребенка, лежащего у Кэти на груди. Обрезав пуповину, велю Кэти попробовать кормить его. Она кивает, приглаживая клочок темных волос на голове младенца, почти забыв о моем присутствии. Я выхожу за водой. Скоро выйдет послед, потом я помогу Кэти перебраться на другую кровать, чтобы снять и выстирать окровавленные простыни.

— Шарлотта, — говорит Кэти, когда я уже у дверей. — Спасибо, что вернулась.

— Ты бы и сама справилась.

— Не в том дело.

Она выглядит усталой, но светится от радости. Я улыбаюсь в ответ. Теперь я понимаю, почему мама не бросила эту работу. Даже после того, как отец обеспечил нам комфортную жизнь, она не хотела расстаться с этим. Бывали дни, когда она возвращалась убитая горем. Но было очень много светлых дней. Это ведь настоящее чудо, обыкновенное, но каждый раз ослепительное.

Я беру ведро и выхожу.

За мной бежит Матт, игриво покусывая меня за пятки. Мне кажется, он наконец признал меня за свою.

Солнце стоит высоко. Малыш Уильям родился в прекрасный январский день. Я надеюсь, в этот день его родители освободятся наконец от банды Роуза. Сердце мое бьется сильнее, когда я думаю, как там Риз и Джесси, и напрягаю слух, словно отсюда можно услышать гудок паровоза.

Я опускаю ведро в пруд и набираю воду. На полпути к дому Матт перестает вилять хвостом и замирает, потом поворачивается к тропе и рычит. Теперь замираю я. И слышу, нет, не паровозный гудок, а стук копыт.

Сердце мое колотится, как сумасшедшее.

До Бангартса, где они собирались сесть на поезд, полдня пути. Они не могли вернуться так быстро. Если бы это были они, Матт не рычал бы.

Я чувствую, что тут что-то не так.

Не дожидаясь, пока появятся лошадь и всадник, я роняю ведро, пролив воду, и мчусь в дом.

Первый выстрел раздается, когда я добегаю до крыльца. Пуля взметает пыль у моих ног. Следующая откалывает кусок от деревянной ступеньки.

Матт мигом влетает в дом, следом врываюсь я и, захлопнув за собой дверь, бросаюсь к винчестеру, который Джесси, уезжая, повесил над входом. Он заряжен, так что я взвожу курок и высовываю ствол в окно.

Боже, если бы Кэти позволила мне тогда стрелять по мишеням, а не только прицеливаться! Я осматриваю поляну и вижу стрелка.

Он спешился около пруда и прячется за свою лошадь. Он ведет ее все ближе и ближе к дому, и луч послеполуденного солнца падает на ствол пистолета. Он целится в сторону дома.

Глава сорок третья

Риз

Я отпрыгиваю от горящего стола. Едва я выскочил за дверь вагона-ресторана, как в нее попадает пуля.

— Не пристрелите его! — кричит Роуз. — Просто… Дверь захлопывается, не давая мне услышать продолжение.

«…поймайте его?…следите за ним?»

Скорее всего, и то и другое, ведь только живым я могу привести его к Джесси. Потому еще дышу.

На крышу соседнего вагона ведет лесенка. Я хватаюсь за ступеньку и начинаю подниматься. Когда я уже почти на крыше вагона, Баррера хватает меня за лодыжку.

— Ну же, Мерфи, — увещевает он снизу, — мы всего лишь хотим поговорить.

Я пинаю его свободной ногой и попадаю в челюсть. Он исчезает из поля зрения. Я не останавливаюсь, чтобы проверить, свалился он с поезда или просто упал на площадку, а бегу.

Точнее, пытаюсь. Как только я встаю, ветер превращается в ревущий ураган, который толкает меня в спину, заставляя бежать слишком быстро, пытается сорвать и унести шляпу. Я прижимаю ее рукой к голове и, пригнувшись, двигаюсь к хвосту поезда

Мимо несется желто-бурая земля долины Чино — я вижу это краем глаза, хотя стараюсь смотреть только на крышу вагона, на несколько футов вперед, иначе у меня сводит желудок.

— Мерфи! — вопит где-то за спиной Баррера. Значит, он не свалился с поезда, жаль.

Я бегу и, когда достигаю конца пассажирского вагона, перепрыгиваю на следующий. Похоже, все вагоны Тихоокеанской и Аризонской Центральной — набранное на других линиях старье, кое-как сцепленное друг с другом — по крайней мере, у крыши второго