Елена Арсеньева - Моя подруга – месть

– Отсюда ничего не видно, – сказала, не пытаясь унять дрожь голоса. – A кто он? Eго одного привезли?

Борис досадливо отмахнулся:

– Я тоже ничего не видел. Кто-то из парней сболтнул, вот и все. Ты, кстати, погоди, не пугайся – может быть, он вообще посторонний, все не так плохо.

Марьяна кивнула.

Борис оглянулся, но тихо было кругом – и никого.

Он вытянулся во весь рост, поднял руку, и Марьяна вдруг ощутила, как его теплые пальцы обхватили ее – ледяные, впившиеся в решетку.

– Я пришел… сказать, чтоб ты простила, – с трудом выговорил Борис. – Все уже позади, я сволочь, что пытался это на тебя взвалить. Ты же меня никогда не любила, я тебя просто измором замуж зазвал. Хотелось на кого-то свою вину переложить, вот и обрушился на тебя сегодня. А это подлость, потому что…

Он запнулся, но теперь слух Марьяны обострился настолько, что она слышала даже то, о чем пытаются умолчать.

«Потому что жить тебе осталось считанные часы!»

Итак, Борис пришел сказать ей последнее «прости»…

Может быть, очень может быть, подумала она с каким-то странным равнодушием к своей судьбе.

Предположим, Рэнду нужен только контракт с «Эль-Кахиром», а Азизу – весь остальной «Cфинкс». И они сговорились: это, мол, тебе, а это – мне. Но при определенных условиях. Скажем, если «Эль-Кахир» по каким-то причинам дает задний ход, Азиз остается и без партнера, и без наследников этого партнера, то есть только при своих интересах, без малейшего шанса наложить лапу на все имущество «Сфинкса»: их всех убьют в таком случае, а может быть, и нет, утро покажет! Но Борис на всякий случай решил обеспечить себе чистую совесть…

Хороши же они, эти гуси-лебеди!

«Ну, придурок, – с внезапным ожесточением мысленно обрушилась Марьяна на Азиза. – Не мог сначала этот контракт подписать, а потом уже сводить счеты с Виктором?! А то и сам теперь неведомо что получишь, и мы висим на волоске…»

Впрочем, откуда ей знать про иезуитские «тонкости» большого бизнеса?! Может быть, от того, стояла бы подпись Виктора на контракте или нет, зависела возможность передачи барышей Рэнду. Или что-нибудь в том же роде. Нет, лучше не углубляться в эти дебри. В конце концов, до чего бы она ни додумалась, утро все поставит на свои места. А до утра еще, между прочим, немало времени…

Марьяна могла только надеяться, что вся эта сумятица мыслей не отразилась на ее лице и Борис видит только то, что видит.

– Прости и ты меня, – с трудом разомкнула Марьяна пересохшие губы. – Я знаю, что мало тебя любила, но… наверное, мы были обречены на разлуку. Вообще, какое-то чудо, что вот сейчас мы встретились, за тридевять земель, перед моей… – Она проглотила слово, но по тому, как Борис еще крепче стиснул ее пальцы, можно было догадаться: он понял. – Да, чудо… Голливуд какой-то! А скорее всего ты прав, и тут действует все тот же закон. Закон Всемирного Воздаяния… Из-за меня, хочешь не хочешь, ты стал добычей той ведьмы – вот и я тоже получила по заслугам.

Голос Марьяны задрожал, и она умолкла. И в эти доли секунды ее затрясло от страха: а вдруг Борис сейчас уйдет, не выдержит душевного надрыва? Вдруг она не успеет сказать ему о том, что словно бы с небес снизошло – и озарило?!

Она опять заговорила – торопливо, глотая слова:

– Это закон… он от меня и здесь не отстает! Сегодня… ах, нет, вчера, когда я пыталась спастись, меня хотел защитить один человек. Он, собственно, совсем мальчишка: лет шестнадцати-семнадцати. Он русский, предки его были эмигранты, прадед – известный ученый. Он меня приютил в своем доме, но Абдель и Салех…

Борис вскинулся:

– Я слышал об этом! Сволочи, звери! Они какой-то женщине руки прострелили, чтобы тебя выманить, да?

Марьяна кивнула.

– Я поверить не могла, что они на такое способны. Пока бежала к двери, они уже…

– Они на все способны, – отозвался Борис.

– Я даже не знаю, жива ли она, – продолжала Марьяна. – Васька меня, наверное, проклинает. С ним-то судьба вовсе несправедливо обошлась: хотел сделать добро, а в награду получил зло. И, вдобавок ко всему, я у них в доме… получается, что украла…

Борис всмотрелся недоверчиво. Марьяна, сплетая свои пальцы с его, чтобы вдруг не ушел ненароком, вытянула, сколько могла, левую руку и умудрилась-таки подцепить синюю книжку, валявшуюся на полу. Поднесла ее к окну.

– А, та книжка, – сказал Борис. – Я ее помню. Еще удивился – как она к тебе попала.

– Да я ее читала, когда Абдель и Салех появились. Ну, прижала к груди машинально, а потом так с ней и выскочила, когда пальба началась.

– Да, грабеж и разбой, – невесело улыбнулся Борис. – Грабеж и разбой! Я понимаю…

– Я тоже понимаю, что ты мне ничем помочь не можешь, – отозвалась Марьяна, отводя глаза. – Даже просить не буду. Зачем еще одну жизнь подвергать опасности, верно? И так уже… Но только прошу – напоследок, Борис, напоследок! – Она пристально посмотрела в большие темные глаза, как бы отпрянувшие от ее взгляда: – Oтнеси им эту книгу. Tакая мелочь – а давит, как камень… как могильный камень. У них дом в Гелиополисе, крылечко такое – совсем русское, с балясинами и зубчиками. Под окошком ива. Там рядом отель… кажется, «Зухра», если я не путаю. От дома этот отель видно, значит, близко. Я адреса точно не знаю, но ты найдешь… найди, а, Борис, – бормотала она, не помня себя, не слыша своего голоса, все крепче, до боли вжимаясь лицом в ажурные сплетения решетки, все ниже опускаясь, пока не припала губами к пальцам Бориса. – Bсе, это последнее. Сними тяжесть, больше ни о чем никогда…

Голос ее прервался.

Больше ни о чем никогда не попросит она Бориса – и это, увы, истина, не требующая доказательств! И в то же мгновение, когда беспощадная реальность в очередной раз обозначилась перед Марьяной, Борис просунул сквозь решетку свободную руку и вытащил книжку.

– Н-ну, может быть, – пробормотал он. – Я как раз еду в аэропорт, надо встретиться с курье… – Борис запнулся, взглянул настороженно на Марьяну, но тут же продолжил уже совершенно свободно, как будто не могло быть никакой опасности в том, что дела Рэнда станут известны Марьяне: – Гелиополис как раз по пути в аэропорт.

И она поняла, что значит это спокойствие. Итак, по мнению Бориса, ее уже можно не опасаться!

С курьером, значит, надо ему встретиться? Письмецо, посылочку передать с оказией? Как-то это слово прочно увязывалось в сознании Марьяны с еще одним: наркокурьер. Да хоть бы и так! Какая беда, если она узнает даже и это? Мертвые, как известно, тайн не выдают – он не сомневается, какова будет участь его бывшей жены!

И сквозь подступающие слезы, сквозь отчаяние, сквозь слабость вдруг прорвалась злая радость: а ведь Борису лопнуть – не догадаться, какую мину, заключенную в эти синие коленкоровые корочки, подкладывает Марьяна под них с Рэндом!