Анна Малышева - Нежное дыхание смерти

Наконец Лариса разделась, оставшись только в блестящей комбинации, крепко обтягивающей ее развитые плечи и высокую грудь. Она молча легла на постель, оставив место у стены.

Лера тоже принялась раздеваться, рывками стаскивая с себя чешую блестящего платья. Платье полетело в угол, к туфлям Ларисы. Белья под ним не было.

Лера забралась в постель, устроившись у стены и, прижавшись лицом к плечу Ларисы, жарко зашептала:

– Зачем тебе эта дурочка, а? Она же ничего не знает, не умеет! Только нос воротит!

Лариса лениво подняла руку и оттолкнула голову Леры. Ее пальцы, коснувшись растрепанных рыжих волос, словно зачерпнули яркую кровь и дали ей стечь.

Лера приподнялась на локте и, с ненавистью глядя на спокойное лицо подруги, продолжала:

– Она же страшная!

– Она красавица… – ответил ей сонный голос. – Хватит. Ты же знаешь…

Лера подцепила пальцем бретельку на плече Ларисы и стянула ее вниз. Обнажилась полная, вздрагивающая грудь с темным сморщенным соском. Лера припала к ней губами. Лариса открыла глаза и стала смотреть в потолок. Ее лицо расслабилось, возникла слабая, неопределенная улыбка. Она подняла руку и, нажав на плечо Леры, заставила ее спуститься ниже.

Та подняла голову:

– Ты сегодня спешишь…

– Помолчи…

Рука Ларисы все дальше отталкивала ее, и Лера покорно отползла к ее ногам. Подняла край комбинации, медленно раздвинула податливые бедра. Уткнулась лицом в русый холмик между ними.

Лариса вздрогнула и закрыла глаза.

– Постой… Погаси свет… – прошептала она.

Лера молнией метнулась к притолоке, и комната погрузилась во тьму. Только постепенно в нее проник слабый свет дворовых фонарей, отраженный снегом.

В этом свете тело женщины, лежащей на постели с разведенными ногами, казалось заиндевевшим.

Лера бесшумно вернулась к кровати и снова устроилась рядом. Она поглаживала живот и промежность подруги, целовала ей грудь.

Та молчала.

Лера в отчаянии остановилась и подняла голову.

– Ты сегодня каменная, – сказала она.

– Тебе кажется… – раздался тихий ответ. Губы Леры снова нашли русые волосы, казавшиеся холмиком подтаявшего снега. Она опустила ресницы и приникла к телу, то вздрагивавшему, то расслаблявшемуся. Лариса застонала и протянула вниз руку, гладя волосы Леры. Та, не отвечая, прижалась еще теснее, охватив ее бедра цепкими руками. И вдруг вскочила, оттолкнув подругу. Лариса удивленно открыла глаза:

– Что такое?

– Ты… думаешь о ней? – свистящим шепотом спросила Лера.

– Дурочка. Иди сюда.

– Ты сейчас сказала ее имя!

– Тебе показалось… – Лариса села в постели, оправив на плечах и бедрах комбинацию. – У тебя нервы не в порядке. Ты много пьешь.

– Думаешь, я не вижу, какими глазами ты на нее смотрела? – Лера вскочила с постели и бросилась искать платье. – Иди к черту!

Лариса смотрела, как она одевается. Внезапно та включила свет, и обе женщины сощурились, часто заморгали, глядя друг на друга.

– И куда ты пойдешь? – спросила Лариса, увидев, как Лера возится с замками.

– В бар. Пойду опять надерусь. К черту тебя, твоих девок и твои статуи!

За ней с шумом захлопнулась дверь, щелкнул предохранитель замка.

Лариса снова откинулась на подушки, закрыла глаза. Опустила руку, чтобы поднять край комбинации, но тут же отдернула ее. Тогда она перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.

– Самое время сойти с ума, – сказала она так тихо, что сама себя не услышала.

ГЛАВА 12

Никто никогда не видел Ларису спящей. Днем или ночью – она всегда появлялась в коридорах и комнатах клуба тщательно одетая и причесанная, как будто только что поправляла где-то свой туалет и макияж. Стук ее каблуков и повелительный голос раздавались везде – в баре, в библиотеке, в гостиных клуба и в зимнем саду среди пальм и рододендронов. Никто никогда не видел, как Лариса плачет, – и вообще не догадывался, плачет ли она.

Самым удивительным было то, что председатель сама этого не знала. Не плакала она очень давно и сильно сомневалась, что способна это делать сейчас.

Но сегодня был один из тех дней, когда ей почему-то хотелось плакать. Это желание, не найдя выхода, перешло в необыкновенную раздражительность и пало на головы членов клуба. Лариса отчитала барменшу, проверила счета на кухне, сделала головомойку двум уборщицам, явившимся утром в «Политес», и наорала на Любу– красавицу с лицом точно из голубоватого льда, зашедшую к ней в кабинет, чтобы попросить об оплате долга.

– С ума сойти! – Лариса швырнула ей в лицо бумажку, на которой ледяная Люба сделала подсчет своего долга. – Ты ведь не думаешь, что я способна оплачивать все твои нужды!

Люба невинно посмотрела сначала на бумажку, потом на Ларису и приподняла брови.

– Но что тут необычного?.. – протянула она, забирая бумажку и пряча ее в карман. – Ты же всегда платила. И сумма-то небольшая…

– Тысяча двести?! – почти взвизгнула Лариса. – Тысячу с лишним долларов ты считаешь небольшой суммой? Богато живешь, подруга!

– В таком случае, – холодно заявила Люба, – я буду вынуждена взять эти деньги из своего вклада. Очень жаль.

Председатель схватила сигарету и приказала себе успокоиться.

– Ты лишишься прибыли, если заберешь вклад. Надеюсь, ты понимаешь это? Никто не берет деньги накануне дела. Даже если тебе понадобилась новая шуба.

– Не в шубе проблема, тем более что скоро весна. И я прекрасно понимаю, что сама себе делаю хуже. Но мне больше неоткуда взять. Кроме того, мой вклад составляет куда большую сумму, чем та, которую я буду вынуждена взять. Повторяю – буду вынуждена.

– Я не дам денег, – сказала Лариса, пуская дым в потолок и сощуривая глаза в две щели.

Глаза были припухшие, усталые, но только потому, что она провела бессонную ночь. Никто не подумал бы, что председатель плакала. А зачем ей было плакать – не знал пока никто в клубе, за исключением Леры. Лера знала, но отсутствовала, и Лариса даже предположить не могла, где она находится.

Ей требовался совет. Она понимала, что не сможет долго скрывать от членов клуба, куда делись их деньги и почему она вынуждена урезать счета на кухне и отказывать в денежных ссудах.

Люба была первой ласточкой, залетевшей в ее кабинет с просьбой о деньгах, но Лариса понимала, что на этом дело не кончится. Любой член клуба мог потребовать от нее отчета в том, куда были вложены их деньги накануне весеннего сезона – сезона, когда клуб производил крупнейшие закупки некоего товара в Средней Азии.

Лариса, как председатель клуба, имела безусловное право распоряжаться вложенными в кассу деньгами по своему усмотрению с тем, чтобы к весне нарастить на них максимальную прибыль. И любой член клуба мог теперь узнать, что все деньги ухнули в рискованную аферу с девятью бронзовыми музами работы Кановы – с музами, ставшими нереализуемым товаром именно по той причине, что их было не девять, а всего восемь…