Татьяна Устинова - Большое зло и мелкие пакости
— Не трогайте здесь ничего! — прикрикнул Никоненко. — Быстро говорите мне, что это за история с одеждой?
— Все, что на ней надето, — мое, — сказала Алина брезгливо. — Джинсы, свитер, куртка. Когда я вошла в квартиру и увидела ее, я думала, что у меня начался бред. Я решила, что это я… лежу. Я не знаю, как это объяснить. Я думала, что у меня раздвоение личности или что-то в этом роде. Я когда-то любила Клиффорда Саймака.
Капитану было не до экскурсов в иностранную литературу.
— Ваша домработница носила вашу одежду?!
— Да. Я не знаю, носила она ее или только один раз надела, но сейчас она в моей одежде.
Это все меняло.
— Вы никогда не замечали, что она носит вашу одежду?
— Нет, конечно! Она отдавала что-то в чистку, потом приносила обратно, и я никогда не проверяла, что она унесла, а что принесла. Я ей доверяла. Я хорошо ей платила и все лишнее барахло всегда дарила ей.
— Одежду, которая на ней, вы ей не дарили?
— Нет. Куртку я месяц назад привезла из Парижа. Специально к весне. Надела только один раз. Свитер ни разу не надевала. Впрочем, какое теперь это имеет значение! Просто она глупая девчонка, и мне ее жалко.
Голос у нее изменился, как будто разбух в горле, и Никоненко подумал — сейчас она наконец сообразит, что именно произошло, и непонятно, что он тогда станет с ней делать.
— А кофе?! — вдруг крикнула она. — Почему я не могу даже выпить кофе?!
— Потому что здесь могут быть отпечатки пальцев, — мрачно проинформировал ее Никоненко.
— Каких еще пальцев?!
— Всяких, — ответил он туманно. — Скажите, Алина Аркадьевна, в последнее время вы с вашей подругой Сурковой ничем таким не занимались?
— Каким — таким?!
— Никто из вас в игре “Как стать миллионером” не выиграл?
— Игорь Владимирович, что вы несете?! — обретая прежний холодный тон светской дамы и директора рекламного агентства “Вектор”, сказала она. — О чем вы?
— Сделки, контракты, большие суммы, какие-нибудь денежные переводы, — он усмехнулся. — Золото. Бриллианты. Наркотики.
— Что — золото, бриллианты, наркотики?
— Не приторговывали?
Костлявая неженственная ручонка сжалась в остренький шишастый кулачок. Глаза за стеклами сиротских очочков сделались злыми и зрачки стали поперек, как у кошки.
— Ну вот что, Игорь Владимирович. Я Лилю не убивала. Если вы хотите сказать именно это, то лучше воздержитесь. Это я только на вид смирная, а на самом деле со мной лучше не ссориться.
— Это вы-то смирная? — поразился Никоненко и спросил, проверяя очередную теорию: — А Федор как себя чувствует?
Она отреагировала именно так, как полагалось:
— У него все в порядке. Мама сказала, что он в школе, его утром мой отец отвез. Вроде все прошло без последствий.
— Что прошло без последствий?
— То, что он видел, как стреляли в его мать, — выпалила она ему в лицо. — Послушайте, Игорь Владимирович, вы только притворяетесь бесчувственной скотиной или вы на самом деле такой? И что это за вопросы про золото, бриллианты и миллионеров? Или это все тонкие милицейские ходы?
— Какие еще ходы, Алина Аркадьевна! — сказал он злобно. — Если бы вы хоть чуть-чуть соображали, вы бы давно поняли, что домработница ваша померла вместо вас. Он ее сдуру принял за вас, потому что на ней были ваши шмотки. Скорее всего, он плохо знает вас в лицо и понятия не имел о том, что вы в Нью-Йорк укатите! Вот я и пытаюсь понять, что это вы за пара такая, вместе с вашей подругой Сурковой? Кому вы мешаете? Что такое вы вдвоем могли натворить? Почему вас хотят убить, да еще в такой спешке — одну за другой? А? Не знаете?
Алина Латынина соображала хорошо, зря упрекал ее капитан Никоненко.
Костистый кулачок разжался и сжался вновь. В обморок она не грохнулась, и лицо не побледнело, и дрожь тоже, кажется, не пронзила все ее существо, как писалось в романах, которые почитывала никоненковская сестра Ирина. Никаких киношных признаков внезапного и сильного испуга.
Капитан даже восхитился потихоньку.
— Раз так, — решительно сказала Алина Латынина, — нужно срочно куда-нибудь увезти Федора.
* * *В середине дня Никоненко с изумлением узнал, что потерпевшая Суркова в больнице больше не лежит.
— Как не лежит?! — гаркнул капитан, услыхав такие необыкновенные новости. — А где же она теперь лежит?! На кладбище, что ли?!
Врач ответил с ехидцей:
— Сегодня была дома. Элла Михайловна ее навещала и сказала, что дела идут на поправку. Мы теперь ее навещаем на дому. На амбулаторную форму перешли.
— Да какого хрена вы на нее перешли, а мы ничего не знаем?!
— Этого я сказать не могу, — ответил врач с оскорбительным сочувствием в голосе, — вам разве Потапов Дмитрий Юрьевич не звонил?
Никоненко молчал, с трудом дыша от злости.
Не звонил ему Дмитрий Юрьевич Потапов. Представьте себе, нет, не звонил. Забыл, наверное. Или не смог. Мобилу потерял. С ними, с министрами, это бывает.
— Потапов Дмитрий Юрьевич сказал, что с милицией он сам все уладит. А Суркову домой забрал. По-моему, позавчера… Маш, — крикнул он куда-то в сторону от трубки, в которой сопел Никоненко, — когда у нас Суркову выписали, не помнишь? А, ну да. Так и есть. Позавчера. Неужели вас так и не предупредили?
— Не предупредили! — рявкнул Никоненко и двинул трубкой по пластмассовым телефонным ушам.
Он сам все уладит! Суркову он забрал домой!
Что это еще за номера?! Что такое в голове у этого самого Потапова, будь он неладен! Или он спит с ней? Или так же, как и Димочка Лазаренко, он спал с ней, а потом бросил?!
Кажется, очередное звание отдал бы, только бы кто-нибудь забрал у него Потапова вместе с Сурковой и всей остальной компанией!
Подумав, он открыл записную книжку и набрал нужный номер.
— Приемная Потапова, — отозвался в трубке очень-очень деловой женский голос.
До чего они все деловые, в этих приемных! Черт их разберет, чем они там так уж заняты, помимо украшения собой начальственных апартаментов и произнесения в трубку одного и того же навсегда заученного текста!
Впрочем, вполне возможно, что под. горячую руку он был несправедлив к секретарше Потапова.
— Дмитрий Юрьевич занят, — сказала секретарша озабоченно, когда Никоненко назвался, — он предупреждал, что вы можете звонить, и просил соединять, но сейчас у него люди. Подождите секундочку, пожалуйста.
В трубке запиликал Моцарт в переложении то ли для губной гармошки, то ли милицейского свистка — с ходу понять было трудно.
Никоненко ждал.
Надо же, Потапов сказал секретарше, что может позвонить капитан из милиции, и просил соединять!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});