Юна-Мари Паркер - Влечения

— А ну-ка вон отсюда!

Последний возглас, однако, принадлежал ее сыну Саймону. Обеспокоенная не на шутку, она быстро поднялась с постели и, чуть отодвинув вышитую розами ситцевую занавеску, осторожно выглянула в окно. В следующее мгновение глаза ее широко раскрылись, дыхание перехватило, и ее захлестнула волна гневного возмущения. Даже руки стали подрагивать. Как они посмели?! Как посмели эти люди пробраться сюда?! Кто им позволил лезть на территорию ее имения и орать прямо под дверью ее дома?!

Вооружившись огромными плакатами на крепких древках, на которых было выведено большими буквами «АКТИВИСТЫ ОБЩЕСТВА ЗАЩИТЫ ЖИВОТНЫХ», под окном толпилась пестрая компания молодых людей — мужчин и женщин. Они собрались перед фасадом Пинкни-Хауса, в котором предки леди Венлейк проживали начиная с тысяча семьсот сорок пятого года. Весь этот сброд переругивался с двадцатишестилетним Саймоном, вышедшим на крыльцо в охотничьем костюме Пинка.

— Прочь с нашей земли! — вновь крикнул он.

Но Анжеле Венлейк было хорошо видно, что никто не обратил на это внимания. Участники праздничной лисьей охоты традиционно устраивали сбор в Пинкни-Хаусе в первый день нового года, и леди Венлейк не могла допустить, чтобы эти городские проходимцы испортили праздник! Им, видите ли, лису жалко! Как будто никто не знает, что этот зверь просто обожает, когда на него идет гон. Это законная составляющая естественного отбора.

Леди Венлейк презрительно и зло фыркнула, возмущенная до глубины души наглостью этих тупых мерзавцев, которых она считала фанатиками, угрожавшими самим устоям английской жизни. Сельская местность и даже пригороды в последнее время прямо-таки кишели лисами, а скоро будут кишеть еще и норками, потому что ей была прекрасно известна дурная привычка этих ненормальных пробираться на пушные фермы и отпускать содержавшихся там зверьков. Дошло до того, что они стали даже врываться в научные лаборатории и выпускать на волю подопытных кроликов, крыс и мышей, которые, вполне возможно, являлись разносчиками целого букета ужасных болезней!

Торопливо облачившись в привычный твидовый костюм, Анжела Венлейк провела гребнем по своим седеющим волосам, уложенным, как у ее величества королевы и многих других светских дам, наскоро подкрасила губы и была готова. Едва она закончила, как в дверь спальни постучали.

— Да? Кто там? — спросила она.

— Это я, мамочка.

— Входи, дитя мое. Ты видела, что там творится?

В комнату вошла Дженни, удивительно похожая на свою мать, но только более пухленькая, с более мягкими чертами и с отцовскими голубыми глазами с поволокой. Распущенные светлые волосы спадали на плечи. На девушке была длинная юбка и болотного оттенка свитер.

— Что нам делать? — неуверенно произнесла она.

— Что делать? О, позволь мне сказать тебе, что нам делать! — гневно ответила Анжела. — Я лично собираюсь преподать этим самым активистам маленький урок! Участники новогодней охоты собираются здесь вот уже на протяжении полувека, и никто не смеет ломать нашу традицию! Я не позволю этим оголтелым молодчикам портить нам праздник! — С этими словами она решительным шагом вернулась к окну, распахнула его и, выглянув наружу, крикнула: — Эй вы там!

Застигнутая врасплох, толпа пикетчиков на минуту притихла, удивленно подняв глаза на царственную леди Венлейк. Лицо дамы было искажено яростью, а тонкие губы сурово поджаты.

— Территория имения является частной собственностью! Будьте любезны покинуть ее незамедлительно, или в противном случае я вызову полицию! Вам нельзя здесь находиться!

Легкое замешательство сменилось сонмом злых и издевательских выкриков. Один из пикетчиков, решив покривляться и пародируя голос аристократки, воскликнул:

— Нам нельзя здесь находиться! Нет, вы слышали? Ай-яй-яй! Простите великодушно, ваша светлость! Вы уж не прогневайтесь на нас!

С этими словами он еще ближе подступил к дому, и некоторые из участников пикета, нагло ухмыляясь, последовали его примеру. А какой-то бледный юноша с буйной шевелюрой, потрясая кулаком, вновь заорал:

— Убийцы!.. Убийцы!..

— Так, все! Вызывай полицию! — приказала Анжела дочери, обернувшись на нее через плечо. Она сказала это нарочно громко, чтобы слышали демонстранты. — Клянусь, им это не сойдет с рук!

Саймон, едва ли не меньше пикетчиков удивленный появлением в окне своей матери, чувствовал, что он должен сделать сейчас что-нибудь подобное, равнозначное по драматичности. Эти неприятные городские тупицы, открыто и издевательски наплевавшие на его приказ убираться, словно сами напрашивались на грубое к себе отношение. И Саймон решил сменить тактику. Скрывшись ненадолго в доме, он тут же вернулся на крыльцо с зажатым в побелевшем кулаке хлыстом.

— Повторяю, — сурово гаркнул он. Его светлые волосы разметались от легкого ветерка. — Вон отсюда! Имейте в виду, что вот-вот сюда прибудет полиция!

Однако и это не подействовало на хамоватых пикетчиков. Напротив, Саймон, казалось, только подлил масла в огонь. Увидев хлыст, оскорбленные демонстранты рассвирепели еще больше. Саймону даже почудилось, что сейчас они забросают его своими тяжелыми плакатами.

— Назад! — почти истерично крикнул он. От волнения голос изменил ему. — Вы не смеете!

В следующую минуту на подъездной аллее показалось около двадцати всадников, рысью приближавшихся к дому. Впереди гарцевали главный егерь и выжлятник. Последний сдерживал целую свору разгоряченных псов, хищно нюхавших землю. Вслед за всадниками шло еще много народу. Участники охоты, без малого двадцать лет регулярно собиравшиеся в это утро у крыльца Пинкни-Хауса, захватили с собой членов своих семей, жен, детей. Новогодний охотничий сбор являл собой целый ритуал. Появившиеся из дома стюарды стали разносить на серебряных подносах рюмки «на посошок».

Пинкни-Хаус был заложен еще в эпоху Елизаветы I, а в годы правления Вильгельма и Марии существенно достроен. На фоне элегантного фасада особняка, сложенного из розового и бежевого кирпича, кони и всадники смотрелись удивительно живописно, как на фреске. Глядя на это зрелище, можно было подумать, что время повернуло вспять и вновь на дворе аристократическая эпоха, когда Англией правили привилегированные классы. Пурпурные куртки всадников (эти одеяния были названы в честь портного — мистера Пинка, шившего давным-давно охотничьи наряды для аристократов) великолепно контрастировали с белыми бриджами и сверкающими кожаными сапогами участников охоты. Пожилые дамы сидели бочком в женских седлах. Черные длинные юбки закрывали им ноги, а лица были полуприкрыты короткими ажурными вуалями, закрепленными на черных шелковых дамских шляпках.