Мэри Стюарт - Девичий виноград = Дерево, увитое плющом

«Работать в кафе? Делать что? Прислуживать за столом? Принимать деньги? Мыть посуду? Вам? Не дурите!»

«Вы слишком много значения придаете нашему воображаемому родству, не так ли?»

«Хорошо. Извините, что был груб. Но говорил искренне. Вы не можете просто уйти и… В конце концов, вы сказали, что у вас нет денег».

«Вы… И ответственность перед членами семьи воспринимаете очень серьезно, да, мистер Винслоу? Я что, должна понимать это так, что вы предлагаете мне работу?»

«Знаете, а я мог бы… Да… — Он засмеялся. — Кровь гуще, чем вода, Мери Грей».

Думаю, мой голос достаточно точно выражал мою растерянность: «Вы очень добры, но в действительности… Вы вряд ли можете думать, что я поддержу ваши фантазии, даже если наши семьи и действительно были связаны сто или больше лет назад. Нет, спасибо большое, мистер Винслоу, но я тоже говорила искренне. — Я улыбнулась. — Знаете, вы, скорее всего, просто плохо подумали. Представляете, какая произошла бы сенсация, если бы я появилась в Вайтскаре вместе с вами? Вам это приходило в голову?»

Он ответил очень странным голосом: «Как ни странно, да».

На секунду наши глаза встретились. У меня возникло странное ощущение, что мы читаем мысли друг друга. Я сказала резко: «Должна идти. Правда. Пожалуйста, давайте это так и оставим. Не буду вас раздражать и опять говорить, что мне было интересно. Это было редкостное ощущение. Но не сердитесь, если я скажу, что не хочу его продлевать. Это правда. Спасибо за предложенную помощь. Вы очень добры. И до свидания».

Я протянула руку. В этой обстановке и после того, что произошло, жест казался весьма нелепым, но казалось, он поможет прекратить разговор и даст возможность удалиться. К моему облегчению, молодой человек, хоть и не сразу, решил больше не протестовать. Принял мою руку, будто признал поражение. «До свидания, Мери Грей. Очень жаль. Желаю всего наилучшего».

Уходя, я чувствовала спиной его взгляд.

Глава вторая

Or take me by the body so meek, Follow, my love, come over the strand — And throw me in the water so deep, For I darena go back to Northumberland.

Когда раздался стук в дверь, я поняла, кто это, еще до того, как подняла глаза от чемодана.

Хозяйки, миссис Смитсон, не было дома, но даже не зная этого, я бы не перепутала неуверенный, почти нервный стук с ее мощными ударами. Совершенно ясно, будто мощная полированная дверь превратилась в стеклянную, я представляла, кто за ней стоит — крепкая, одетая в коричневое женщина, которая последние три вечера сделала пребывание в кофейне Касбаха почти невыносимым. Она изучала мое лицо так внимательно, будто вся ее жизнь зависела от того, запомнит ли она меня в малейших подробностях. Одна из девушек у прилавка Эспрессо сказала: «…как кинорежиссер в поисках новой звезды». А я предположила: «Она думает, что знает меня, и собирается с силами, чтобы заговорить».

Недавняя встреча у римской Стены еще не выветрилась из памяти. Я понимала, что судьба в лице этой женщины преподносит продолжение той истории, и заранее устала. Хотя я никогда не видела ее раньше, в ней было что-то слабо знакомое. И еще она, неизвестно почему, действовала на нервы.

В общем-то, ничто в ее внешности не могло бы кого-то насторожить. Возраст — от тридцати пяти до сорока. Хорошего качества, но безвкусная одежда, минимум косметики — пудра и немного помады. Это слабо оживляло скучные, тяжелые черты. Общее впечатление занудства усугубляли коричневые и желтые оттенки цветовой гаммы, которую она предпочитала. Из-под слегка старомодной шляпы выбился пучок темных волос. Густые брови хорошей формы выглядели неаккуратно над некрасиво расположенными глазами. Внешние уголки карих глаз и рта немного опускались вниз, создавая тяжелое, неудовлетворенное выражение. Возникало странное впечатление, что если чуть-чуть изменить эту женщину, она была бы xоpoшенькой. Черты ее лица будто тщательно прорисовал хороший художник, а потом ему неожиданно надоело собственное творение и он размазал его рукой. Все как бы не в фокусе. Как плохая копия известного портрета, плохая фотография хорошего рисунка.

Как я ни пыталась выразить ощущения словами, они ускользали. Все-таки я никогда ее не видела. А если бы и увидела, то вряд ли заметила бы. На женщин такого типа обычно второй раз не смотрят, с первого раза понимая, что все положительные качества, составляющие очарование, здесь отсутствуют. Очарование предполагает живость и сверкание, какое-то движение в сторону всего живого. Эта женщина просто сидела, тяжелая и неподвижная, а жизнь текла мимо.

Вот только настойчивый взгляд светло-карих глаз…

Она покинула кафе, не сказав ни слова, и я забыла о ней, мысленно пожав плечами. Но на следующий день, во вторник, она вернулась. И на следующий, и все так же смотрела из-под полей коричневой шляпы, пока, в конце концов, совершенно замученная, я не направилась к ее столу, чтобы выяснить, в чем дело.

Она смотрела, как я иду, не шевелясь. Но тяжелое лицо неожиданно оживилось, осветило простые черты…

И я поняла, что меня смущает. Она оказалась бледной копией потрясающе красивого лица, коричнево-белым отпечатком восхитительного цветного Коннора Винслоу. Он говорил про полусестру, которая ведет хозяйство, про то, что с Лизой не нужна жена… Она, должно быть, лет на шесть его старше. Цвет волос и глаз, вероятно, получила от отца-ирландца. Никакой красоты, которую кровь Винслоу дала Коннору, но сходство, бледный отблеск его живого очарования, присутствовало, несомненно.

Я, не останавливаясь, прошла мимо ее стола через вертящуюся дверь на кухню кафе и немедленно уволилась.

И вот теперь, в тот же самый вечер, она оказалась у двери. Больше некому. Как она меня нашла, зачем преследовала, можно было только догадываться. Я не слышала, как она поднималась по лестнице, хотя обычно два покрытых линолеумом пролета отзывались эхом на любые шаги и предупреждали о визитах лучше любого дворецкого. Очень она, должно быть, осторожно шла.

Я задумалась. Скорее всего, она знает, что я дома. И вроде нет причин не отвечать, и свет, небось, пробивается из-под двери.

Новый тихий настойчивый стук. Я огляделась.

Почти полная пепельница. Неубранная кровать свидетельствует о часах, проведенных лежа, глядя в потолок и размышляя о приступе паники, который заставил уволиться, и о том, не стоит ли поменять квартиру. Посередине комнаты — почти собранные чемоданы.

Ну что же, делать с ними что-нибудь уже поздно. Но на столе у окна лежало неоспоримое свидетельство сильного воздействия на меня от встречи с Коннором Винслоу — телефонный справочник, открытый на странице «Вилсон — Винторп».