Алина Политова - Снег

— Но — что?

— Что?

— Вы так сказали, будто в чем-то сомневаетесь.

Я открыла глаза. Он слегка усмехнулся. Что-то в его внешности было, что выдавало в нем гея. Или я себе накрутила из-за его фамилии. Как бы там ни было, с педиками легче найти общий язык.

— Александра, личность человека может измениться и вследствие душевной травмы. Знаете, есть люди, которые пережили опыт клинической смерти. Вы не читали Моуди?

— Про тоннель и светлое существо в конце тоннеля? — Я пренебрежительно хмыкнула. — Читала. Беллетристика для американских умов. Они так озабочены тем, чтобы построить в своей голове идеальный добренький мир с дедушкой-боженькой во главе, что готовы заглотнуть любую дезу. Я не видела никаких тоннелей, доктор. Хотите об этом поговорить?

Он радостно засмеялся. Ну точно гей. Ужимочки эти…

— Вам не занимать здорового цинизма.

— Скорее я реалистка.

— Вам точно девятнадцать?

Я дернулась, будто от удара током. Черт, это какая-то болезненная фигня… про мой возраст.

Он сразу заметила перемену во мне.

— В чем дело?

— Ни в чем, — огрызнулась я. — Иногда мне кажется, что мне сто девятнадцать. И еще тема возраста меня раздражает. Когда я разберусь, в чем дело, мы об этом поговорим.

— Хорошо. — Легко согласился он. — А теперь вернемся к нашим баранам.

— Вернемся.

Он снова влез в мои бумаги и стал там ковыряться.

— Если вы намерены продолжить наше общение, оставьте мне эти документы, я хорошенько должен их изучить, чтобы точно себе представлять… Александра, мне кажется, у вас была не такая уж серьезная травма головы… нет, конечно, любое воздействие на голову потенциально опасно, но судя по вашей истории болезни…

— Не такая уж серьезная?! — Удивилась я. — Да я лет сто не приходила в сознание…

— Здесь это не указано. Смотрите, вас привезли в больницу с поверхностной травмой головы, и вы были в сознании.

— Нет… — я подошла к нему и заглянула в бумаги, но перед глазами все расплывалось.

— Я не помню этого.

— Вы провели в больнице две недели, но ничего нет о том, что вы не приходили в сознание.

— Да нет же! — Земля будто уплывала у меня из-под ног. Усилием воли я сфокусировала зрение и урывками прочитала отчет. Я была в сознании… это я точно там увидела.

— Я не должен был говорить вам об этом, — смутился доктор. — Не нужно так волноваться, возможно, у вас частичная потеря памяти, это вполне возможно. Вместе с неким травмирующим событием вы забыли и этот эпизод с больницей. Все восстановится очень скоро, поверьте. С моей помощью еще быстрей. Послезавтра вы сможете прийти?

Я рассеянно кивнула, взяла сумку и побрела к выходу.

— Александра! — Окликнул он меня. Я повернулась. Теперь в нем не было ничего, напоминающего педика. — Вы должны запомнить, что, не смотря на то, что некоторые вещи могут вам казаться странными и даже абсурдными, вам не следует на этом зацикливаться. Это лишь причуды вашего, не до конца еще восстановившегося сознания. Есть вещи, которые по-настоящему важны и на которые вы должны обращать внимание в первую очередь. Делайте то, что я вам говорю, и все придет в норму очень быстро, вот увидите. Кстати, если у вас сохранился мой рекламный проспект, там есть номер моего мобильного. Вы можете мне звонить, если у вас возникнут какие-то проблемы. Считайте меня своим личным консультантом. Если вдруг у вас появятся какие-то новые воспоминания, и вы захотите об этом поговорить. Это входит в мои услуги.

Он ободряюще улыбнулся, и я вышла, смутно подозревая, что это был первый сеанс гипноза.

Я свернула в первое попавшееся кафе и заказала кофе. Мысли были в полном беспорядке. Я несколько раз пыталась обдумать то, что узнала на сеансе, но как только готова была сосредоточиться, перед глазами всплывало лицо доктора Чехова с приказом "не зацикливаться". Это безумно раздражало. Я ненавидела, когда кто-то пытался манипулировать мною. Впрочем, эта мысль тут же заставила меня грустно усмехнуться. Помнится, я радостно позволяла манипулировать моим сознанием всякой химической дряни, которую нам с Анжи удавалось достать. С Анжи или… Черт, вот оно, опять белое пятно. Таблетки, Анжелка, грохот музыки, белое пятно… Он, несомненно, это ОН! Этот Максим, о котором рассказывала моя подружка. Что ж, сегодня я намеревалась его разыскать. Может быть, это хоть что-то прояснит. Кстати, а кто рассказал мне, что я была долго без сознания? Мама? И когда? Этого я не помнила. Моя память была похожа на какие-то дебильные разрозненные островки. Я ошибалась, думая, что не помню только апрель. Я вообще мало что помнила, как оказалось. Даже то, что произошло после больницы. Кто-то что-то сказал, и я решила, что это правда. Доктор Чехов, пожалуй, был близок к истине, говоря, что не стоит зацикливаться на непонятных мелочах. Так можно растерять остатки моего жалкого разума окончательно. Эта мысль, а так же пара выпитых эспрессо, немного меня взбодрили, и я потащилась домой готовиться к вечеру.

Дома мысли о непонятках в моей истории болезни навязчиво лезли в голову, но я старалась их гнать. Моей целью был загадочный Максим. Я должна отыскать его чего бы это ни стоило, а уж там-то я смогу прижать его к стенке и заставить заговорить. Пусть расскажет, зачем ударил меня по башке и зачем выкинул подыхать на обочину. Даже если я ударила себя сама, чему я ни капли не верила. Парень, который доставал мне колеса, с которым я, возможно, занималась сексом. Прогресс, что я смутно вспоминала связь моего белого пятна с наркотиками. Боже, что за идиотская жизнь у меня была!

Я вымыла голову и намазала волосы пенкой для укладки из запасов сестры. Руки вспомнили движения по обработке глаз, я даже ни разу не размазала тушь, пока елозила ею по ресницам. Интересно, куда они задевали мою косметику? Скорее всего, у меня ее были горы. Может, сестрица прибрала все себе, пока я валялась полудохлая в больничке. Я вывалила на кровать все барахло из сестринской коробки с косметикой и выжидающе уставилась на разноцветные сокровища. Нет, ничего не шевельнулось в моем сердце. Никакого узнавания. Я даже не помнила, какой тон помады мне идет. Сходила в свою комнату и приволокла фотографию в рамке, где я с Анжелкой. Долго рассматривала свою жизнерадостную физиономию. Интересно, что я тогда приняла, что у меня так блестели глаза? Помады на губах было не заметно. Возможно, ее ко времени съемки успел уже слизать какой-нибудь очередной максим. Или она вытерлась о многочисленные края стаканов с коктейлями. Интересно, а что я люблю пить? Кроме пива еще ничего не пробовала. А пиво — это не гламурно. Вряд ли я его любила. На всякий случай я решила накрасить все-таки губы светло-бежевой помадой, но тут же ее стерла — и без того бледное мое лицо с этим тоном стало выглядеть совсем уж неживым. Я еще немного поэкспериментировала с красками. Тональный крем, пудра, легкие мерцающие румяна… Ну вот, теперь я стала почти симпатичной. Почти не тень вампира, которой была всего полчаса назад. Я снова посмотрела на фотографию. А как эта сияющая мордашка выглядела по утрам? После всех этих ночных излишеств. Наверное, молодость спасала, что называется. Да и не каждый же день мы с Анжелкой зажигали в "Променаде". Чем были заполнены в таком случае мои другие вечера? Например, я корпела над учебниками. Что-то не похоже… Впрочем, в моей комнате на книжной полке стояли вполне пристойные книжки — Достоевский, Акунин, Моэм, Фаулз, Сэлинджер. Я помнила их, я читала их когда-то. Они стояли не просто как балласт. Может клубная девочка — это была лишь маска, привычка, поверхность… дань окружению и компании, в которую я волею случая попала. Настолько ли пустой я была куклой, какой вижу себя сейчас, глядя на фотографию? Может быть не сильно я и изменилась. Просто слетело с меня все это наносное, и я стала сама собой.