Михаил Веллер - Баллада о бомбере

— А куда же бомбы-то в транспортном самолете загружать?

— А это сами уже переделывали. Техники приваривали наружные бомбодержатели. И в фюзеляже прорезали бомболюк, делали стеллажи – для малокалиберных бомб. Сверху ставили плексиглазовый колпак для стрелка-радиста. И очень даже неплохо было на них летать.

И вот тогда, летом сорок второго, как-то и столкнулись с таким случаем…

Понимаете, на фронте ничего от людей утаить невозможно. Каким образом информация всегда просачивается – сказать буквально невозможно. Но, раньше или позже, — все все знали.

Значит, дается нам задание – принять группу из четырех человек. Доставить в такой-то квадрат за линией фронта, во столько-то часов, обнаружить там внизу четыре костра квадратом и выбросить их с парашютами.

Ну, для надежности решил я лететь сам.

Привозят их вечером в «виллисе» прямо на аэродром, сопровождает офицер фронтовой разведки. Наше дело маленькое: принял – доставил.

Трое ребят и девушка-радистка. Совсем девочка, маленькая такая.

Так дело-то, понимаете, вот в чем… Как бы сказать. Мы-то это уже потом узнали…

У немцев ведь все службы хорошо были налажены. В том числе и контрразведка, и полевая жандармерия. Работать в их тылу было очень трудно. Группы эти сгорали очень быстро. И чтоб внедриться, был такой способ. Группа приземлялась, начинала работу – и один из них сдавал немцам всех остальных.

Заслуживал, таким образом, доверие. Его, конечно, проверяли и потом обычно использовали в их разведке.

А на самом деле он работал на наших.

— А остальные?

— Что – остальные… Остальные – по законам военного времени. Остальные шли под расстрел. Или в лагерь, если повезет.

И вот мы их везем. Они там сидят рядом, переговариваются о своем. И трое не знают, что четвертый их завтра выдаст. И девочка эта не знает. Что не выполнят они никаких заданий. Что все их задание – умереть у немцев.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Вышли мы вовремя в заданный район, нашли внизу костры, выбросили группу. Мы ведь тогда не знали еще, что троих привезли, можно сказать, прямо на расстрел. В том числе и девочку эту.

Потом рассказывали, что тот, который их должен был выдать, ее любил. Вот такой роман…

Правда это, нет, — кто знает. Приврать народ тоже любит. Но ведь и такое могло быть, верно?

Да… А если б мы и знали – чего нам никак не полагалось – какая разница? Наше дело маленькое. Выполнил приказ – и ничего тебя не касается.

— А что с ними было дальше – не знаете?

— Понятия не имею. Да и откуда. Тем более что в тот именно вылет меня сбили во второй раз… и своих хлопот было выше головы.

И такое совпадение – это было седьмого июля сорок второго года. День в день – ровно через год после того, как меня сбили в первый раз. И тоже над Белоруссией.

Ветер был, гроза. И стали мы грозу обходить с севера. А поправку на боковой ветер учесть в воздухе довольно трудно. Короче, оказались северней, чем думали, километров на тридцать.

Темь полная, иду по приборам. И вдруг – будто взрыв у меня перед лицом, чувствую – словно глаза выжгло. Зажмурился, ничего не соображаю. Что такое?!

Штурман кричит:

— Прожектор! Уходи!

Тогда я понял, что это нас прожектор поймал. Ощущение – непередаваемое. Полная беспомощность.

Будто тебя на ладонь посадили. Глаза открыть невозможно – словно бритвой их режет этот ярчайший свет, прямо в мозг ломит. Попасть ночью в прожектор, неожиданно, сразу – это очень деморализует, прямо парализующее действие оказывает.

Ну, я наощупь выдвинул до отказа газ обоим моторам, штурвал от себя, и на полной скорости – машина вниз скользит, как с горы, почти пикирует – отдаю левую педаль, чтоб как-то выйти из луча. И тут – разрыв!

Это немецкие зенитки дали залп, и первым же залпом они нас сняли. Служба ПВО у немцев, надо сказать, очень хорошо была поставлена, четко работали.

Потом уже оказалось, что мы проходили прямо над Витебским железнодорожным узлом. Они, видимо, засекли нас на подходе звуколокаторами, определили нашу высоту и курс, и когда мы подошли поближе – сразу врубили прожекторы и открыли огонь на изготовленных установках. Вот так – ошибся немного штурман мой в расчетах…

Очевидно, у меня осколком перебило бензопровод в правой плоскости, потому что оттуда сразу пошел шлейф пламени. А я был в левом довороте, на скорости, пламя срывалось – и огонь сразу перекинулся на фюзеляж, хвост гореть начинает.

Сзади – стрелок:

— Командир! Горим!

Ну а что – горим… Я сам вижу.

Единственный выход – попробовать сбить пламя. Моторы у меня на полном газу, правый уже захлебывается, я – штурвал круче от себя, пикирую с левым креном, скорость уже за семьсот, машина трещит… хорошие самолеты были «дугласы», прочные.

И как-то в самом деле удалось мне сбить пламя, бензин правому мотору я перекрыл, резко взял вправо, и вдруг – хоп! — ослеп. Ну ничего не вижу, словно черной тряпкой по глазам ударили. Это, значит, выскочили мы из прожекторного луча. Это я только через несколько мигов сообразил.

— Вроде, погасло, — докладывает стрелок-радист.

— Ниже давай! — кричит штурман, — чтоб не зацепили снова!

А я выше и не могу. Только один двигатель тянет. Второй, погорелый, заглушенный, я уж и не трогаю, естественно.

Снизились мы по приборам метров до пятисот, чапаем домой. Скорость – двести сорок – двести пятьдесят, сопим, значит, на честном слове и на одном крыле.

Но настроение – прекрасное! Летим – и поем:

«В далекий край товарищ улетает!..» Ведь уже сбитые – а сбили пламя, ушли, не потеряли способность к полету. Как второй раз родились! Через час дома будем.

И тут – шарах! — какой-то странный свет. Откуда-то сверху, и тоже вполне яркий, ну… как фары догоняющего автомобиля.

Стрелок-радист докладывает:

— Похоже, ночной истребитель.

И начинает там сзади стрелять из пулемета. А нам в ответ – тр-р-р-р! — очередь сверху, одна пуля сквозь крышу прямо передо мной в приборную доску воткнулась, прямо в высотомер, только пыль стеклянная брызнула.

Это, значит, нас по выхлопу засек немец сверху. Они в качестве ночных перехватчиков любили использовать Ю-88. Машина скоростная, радиус действия большой, экипаж четыре человека – вот они на малом газу патрулируют квадрат и головами вертят. А тут им, видимо, передали наши координаты, и они специально нас высматривали, чтобы добить.

— Иван Григорьевич, но ведь… Ю-88 – это же бомбардировщик.

— Ну и что? Скорость у него – 480, любого нашего ночника он догонит спокойно. Бортовое вооружение вполне мощное. А летать может долго. И бронирован. Вполне успешно они их использовали в таком качестве.