Вкус подчинения - Любовь Попова
Он сжимает чуть сильнее шею, и уже в следующий миг я вдруг вскрикиваю, когда его пальцы надавливают на ткань халата между ног, на колготки и трусики, которые — о, боже мой — пропитываются обильной влагой.
Нет, нет, я не могла возбудиться от такого. Я даже от романтичных ласк Леши подобного не ощущала.
Сейчас же в руках этого садиста, что продолжает давить мне между ног, я чувствую себя легкой, невесомой, готовой взлететь.
Я ловлю ртом воздух, хватаю его за запястье, качаю головой, умоляю, себя. Его.
— Не надо. Это не… — правильно.
— Это просто эксперимент, — хрипло шепчет он и вдруг рисует языком узор от шеи к уху, оставляя влажный след, и в это же время резко пробирается рукой за пояс колготок, находя до постыдного мокрые лепестки, скрывающие позорно набухший клитор.
Он сжимает челюсти, лбом касается моего.
— Просто эксперимент, — рычит он мне в губы и накрывает их в глубоком поцелуе.
Глава 8
Страх. Он тисками сжимает внутренности. Как яд распространяется в теле, отравляя, заставляя застыть как каменное изваяние. И просто принимать все то, что делает со мной этот хищник. И жадный поцелуй, которым он пробует на вкус мой пассивный рот, и пальцы, кружащие вокруг клитора, как змея вокруг добычи, дразняще, подготавливая к чему-то неизведанному.
Я его добыча, и я должна трястись, но сквозь туман страха я чувствую вспышки острого пряного возбуждения.
Я уже и забыла, что могу его испытывать. Я уже и забыла, каково это — быть… Порочной и грязной. И даже хотеть этого.
Одним весенним днем из меня буквально выбили все желания.
Я трясусь в руках незнакомого мужчины, слабо пытаясь оттолкнуть их. Одну на шее, другую между ног. Впиваюсь ноготками в дубленую кожу, чувствуя, как по пальцам стекает кровь.
Но ему все нипочем.
Ни единой поблажки. Ни одного шанса спастись от странных, волнующих, таких неправильных чувств и эмоций.
— Не надо, не надо, — шепчу, хотя хочу кричать, пока его пальцы так ласково поглаживают половые губки, кончиками, задевая чувствительную точку.
Надавливая на нее и тем самым запуская механизм моей погибели. Спасения нет.
И я, как последняя шлюха, извиваюсь всем телом, оно просит чего-то… Чего-то… Запретного. Порочного. Оно жаждет вкусить принуждения.
— Тихо, тихо, — говорит он и зарывается носом в ложбинку между грудей, пытаясь отодвинуть чашечки простого хлопкового бюстгальтера.
И тело как натянутая струна. Музыкант играет на ней своими пальцами снизу, а сверху продолжая сдавливать шею. Музыкант играет, заставляет меня захлебываться и рыдать от силы накативших эмоций.
— Не надо, не надо. Я не хочу…
Струна вдруг натягивается до основания, как только он начинает тереть внизу сильнее, чаще, почти остервенело, а его губы прикусывают плоть на груди.
Но чего-то не хватает. Всего шага, чтобы достичь неизвестной границы и рухнуть вниз.
— Кончай, сейчас, — с рыком приказывает он мне в губы, и струна, получив команду, рвется со звоном.
Я вскрикиваю, сотрясаясь всем телом в неожиданном, постыдном экстазе. И если бы не рот, вновь накрывший мои губы, мой крик разнесся бы по всей больнице.
Я опадаю в его руках, как размякший лист бумаги. Он успокаивающе целует, языком долго водит по губам, увлажняя, и я, полуприкрыв веки, вижу, как он улыбается, а по его виску стекает капелька.
Во рту вдруг пересыхает, и я тянусь к единственному возможному источнику. Хочу напиться, вобрать в себя его силу. Неосознанно поднимаюсь на цыпочки и слизываю соленую каплю со лба.
Это не я. Я не такая, но замерший на мгновение Давид Маркович думает иначе. Вдруг закидывает голову назад и хохочет, счастливо, заставляя снова обостриться все чувства.
По телу проходит очередная судорога, и я, испугавшись себя, пытаюсь его обойти. Уйти. Убежать. Но тщетно.
Он тянет меня за колготки и, поднимая, сажает на подоконник, утыкаясь в живот головой и как будто облегченно выдыхая.
— Я давно искал такую, как ты. Даже сомневался, что найду. Кто же знал, что ты обитаешь в дыре.
Что? Меньше всего я ожидала услышать подобное. В голове все еще шумело от давно забытого ощущения.
Что это было? Почему тело до сих пор как расплавленный металл? И если бы не руки этого садиста, приведшего меня к первому оргазму за много-много лет, я бы уже свалилась мешком костей прямо к его ногам.
— Какую… Такую?
Он поднимает голову, сжимая руками мои бедра, и ухмыляется. Затем проводит губами от ключицы до шеи, щекоча кожу.
И шепчет на ухо, опаляя горячим дыханием, давая моим вроде бы успокоившимся чувствам новый виток развития:
— Мышку, получающую кайф от боли и унижения.
Глава 9
Удар под дых от его слов был такой силы, что я на мгновение задохнулась. Ледяная вода покажется кипятком, с тем как заледенела моя кровь.
«Ты похожа на жертву», — точно так же сказала Таня.
— Нет! Нет! Я не жертва! Мне не нужно унижение! — кричу и что есть сил начинаю отпихивать этого урода. Сквозь слезы гоню его вон, вспоминая давно забытые слова Леши.
«Ты же хочешь этого. Ты хочешь поиграть в жертву. Давай поиграем»
— Отпустите меня!
Хочу сорваться на бег, но тут же чувствую захват на руке.
Давид Маркович, несмотря на мое сопротивление, подтягивает меня ближе. Усилий почти не прилагает, в отличие от брыкающейся меня.
Прижимает к своему твердому телу и долго смотрит в глаза, стискивая руку пальцами все сильнее, и держа подбородок.
— Мне больно.
— Сегодня гуляй, — говорит он, на мои слова внимания не обращая.
В его голосе сталь и лед.
— Завтра остынешь, я заеду после смены и мы поговорим. Я объясню тебе, что в твоих желаниях нет ничего плохого.
— Я ни о чем. Ни о
