Вкус подчинения - Любовь Попова
Один этаж, и смогу попасть в постель. Положить голову на подушку и погрузиться в сон без сновидений.
Я очень надеюсь, что он будет таким.
Прохожу на лестничный пролет и замираю.
Давид. Маркович. Боже. Стоит разговаривает по телефону, активно жестикулируя. Язык мне неизвестный. Не английский точно.
Все его крупное тело напряжено, а в голосе слышатся суровые нотки. Все внутренние инстинкты кричат: «опасность, бежать, спрятаться».
Он явно зол, и меньше всего на свете я хочу, чтобы эта злость вылилась на меня.
Пячусь назад, но вдруг оступаюсь и с вскриком падаю на мягкое место. Черт! Вот только почему-то падение оно не смягчило.
Сажусь, тру ноющий копчик и уже хочу подняться, как вижу перед собой широкую ладонь с теми самыми пальцами-убийцами.
Глава 7
Сглатываю и, облизнув в раз пересохшие губы, подсознанием понимаю, что он следит за каждым движением. Медленно веду взгляд вверх по обвитой венами руке, плечу, чуть расстегнутому вороту, где видно темную поросль и, наконец, останавливаю взгляд на тяжелом подбородке.
Его лицо в тени, и выражение нечитаемо, но я чувствую, что он смотрит прямо на меня, вернее, на коленки, которые показались из-под задравшегося халата.
Я стыдливо поджимаю губы, ощущая, как к щекам прилил жар, и одергиваю подол.
А Давид Маркович все ждет. Рука все так же перед моим лицом. Молчит.
Нужно подняться самой. Я могу. Но я очень хочу понять, что же это за человек.
Почему сейчас он протягивает руку помощи, смеется в компании врачей, а в другое время истязает женщин и платит им за это баснословные деньги? Может быть, я ошибаюсь? Может, он нормальный?
Кто вы? Давид Маркович.
Рука вдруг сжимается в кулак, а он резко садится передо мной на корточки, и теперь я вижу его лицо лучше в лунном свете, что любопытно заглядывает в окно.
— Кто я…
Он услышал? Я сказала это вслух?
— Тот, от которого такой мышке, как ты, лучше держаться подальше и не дразнить смелыми взглядами.
Смелыми?
— Я и не собиралась, — бурчу и отворачиваюсь, не в силах больше ощущать это давление взгляда, словно рукой нагибающего меня в коленно-локтевую.
— Охотно верю, — продолжает он на меня смотреть, ничуть не расстроенный, что я отвернулась. — Порой подсознание творит с нами страшные вещи.
Или ты творишь страшные вещи?
— С моим подсознанием все в порядке.
— Тогда почему ты все еще здесь, а не бежишь в свою норку от хищного кота?
Очень хороший вопрос, ведь все чувства кричат: беги, ведь больше всего я боюсь, что он начнет свои развратные игры прямо здесь.
Я боюсь?
— А вы почему не идете веселиться и сидите тут с серой мышью?
— Мышкой, — поправляет он. — Потому что я со своим подсознанием в ладах и четко осознаю свои желания.
— И? — возвращаю взгляд в его плен, и сердце почти останавливается, когда вижу, сколько там этого самого желания. Обжигающего. Пробирающегося под кожу. Задевающего струны души. Чего может хотеть миллионер?
Чуть не ляпнула «садист».
— Прямо сейчас — съесть одну маленькую, трясущуюся мышку, — без утайки говорит он.
Давид Маркович вдруг обхватывает мое запястье стальными пальцами, и я шумно выдыхаю.
Пытаюсь вырвать руку, но с его силой бороться бесполезно. От его прикосновения на коже почти ожог. Но и он ничто по сравнению с тем, когда он мои пальцы насильно заставляет обернуть зачехленный брюками огромный член.
Он и правда кажется почти дубиной. Каким твердым и большим он был.
«Хватит!» — кричу мысленно и отдергиваю руку. Сама не понимая, что делаю, даю ему пощечину.
Вся сжимаюсь в страхе, что мне прилетит в ответ, но Давид Маркович только ухмыляется, даже не дернувшись.
Что это за человек?!
— Мышка не хочет быть съеденной, — почти рычу, когда понимаю, что мстить он не намерен, и все-таки встаю сама. И теперь недолго, но смотрю на этого извращенца сверху вниз.
Ладонь все еще жжет, и я прижимаю ее к груди.
Он чуть кривит губы и ловко поднимается во весь свой немаленький рост.
Нависает, подавляет, проникает в самую суть, доставая на поверхность все то грязное, что я когда-то спрятала.
— Хочешь. Хочешь быть съеденной.
— Неправда, — шепот на грани.
— Проведем эксперимент?
Что? Меня парализует от его взгляда, что все ближе. Я, не двигаясь, зачарованно смотрю в его затемненное лицо.
И вдруг чувствую, как меня толкают чуть повыше груди, прямо в стену.
— Что вы…
— Замолчи.
Его рука с груди медленно поднимается вверх, пока глаза внимательно следят за реакцией на лице.
Где мой чертов инстинкт самосохранения? Почему я не бегу от него со всех ног, а стою и чувствую, как кончик его большого пальца прочерчивает обжигающую линию по ключице, потом выше по ямочке на шее. Почему сердце ходуном, рваное дыхание и набухшая сладостным томлением грудь?
Давид Маркович вдруг давит на ямочку. Срывает с моих губ хриплый стон и обхватывает тонкую шею стальными пальцами.
Чуть придавливает, наклоняется, как будто хочет послушать, что я скажу. Смотрит на губы.
Но я не могу говорить. Тело наливается свинцом, в голове все еще пусто. В груди горячо от выпитого шампанского, а сама я словно между двух бетонных плит, в коконе безопасности.
И эта смесь ощущений заставляет меня задыхаться, прогибаться под невиданной властью, что неожиданно приобрел надо мной этот человек.
Так быстро. Слишком быстро.
Он переводит взгляд с моих губ на глаза и ныряет туда, заставляя меня захлебываться страхом и странным ноющим трепетом.
Я буквально забываю обо всем, находясь во власти острых чувств, пропитавших как лекарство все еще дрожащее
