Предел скорости - Тери Нова
Ее испуганный крик утонул в скрежете металла, звуках бьющегося стекла и моего бешено грохочущего сердца на фоне меланхоличной песни Мэрилина Мэнсона.
Глава 27
Майкл
«Для меня чудовищно то, что происходит: мой мир рушится, мой мир возникает, подожди, и ты увидишь, как ты (в смысле я) все это переживешь. Я не сетую на собственную слабость, сетую на мое возрождение…»
Существуют ли вообще люди, которым запах больничного антисептика приносит покой?
Я возненавидел больницы много лет назад, когда впервые сдавал кровь. В тот день мама подбадривала меня, обещая испечь пекановый пирог с кленовым сиропом и разрешить безлимитную игру в приставку, если буду храбрым. И я старался изо всех сил не смотреть на иголку, пронзающую мою руку, как вражеское оружие, но глаза сами тянулись к тому месту. В миллисекунде от укола закричал так, что медсестра отскочила назад, а я стремглав побежал прочь из процедурного кабинета, сшибая на лету других пациентов. Мама бежала следом и звала меня, но я летел как угорелый, преследуемый своими детскими страхами, раздутыми воображением до необъятных размеров. Спустя три минуты одиночной погони поскользнулся на полу вестибюля и влетел в ряд кресел на стойке регистрации, заработав рассечение кожи чуть ниже локтя и здоровенные ушибы на обеих коленках. В тот день у меня не только взяли кровь, но и наложили несколько швов на поврежденную руку, оставив вечное напоминание о том, каким дерьмовым местом порой оказываются больницы.
Вторым решающим событием в моих скверных взаимоотношениях с медициной стал диагноз, который поставили маме. Слово «остеосаркома» сначала показалось фантастичным и причудливым для детского сознания. Как какая-то суперсила, способная вырубать противника одним ударом. Смысл диагноза постепенно становился яснее, когда боль в ногах все чаще пронзала тело моей матери. Иногда наступали «светлые дни», и она могла двигаться свободно и даже танцевать в нашей просторной гостиной под Билли Айдола и папины аплодисменты. Но все это было лишь затишьем перед тем, как ее кости и соединительные ткани атаковало еще больше раковых клеток, приковав к постели в спальне наверху. Едкий запах больницы проник в наш дом с приходом многочисленных медсестер и сиделок. Он так прочно впитался в стены, что я ненавидел возвращаться из школы в знакомое пространство. Всем существом презирал эту болезнь и тот факт, что она ежедневно отнимала у меня самое дорогое.
С тех пор, как мамы не стало, а стерильный воздух окончательно выветрился, сменившись приторными духами Ребекки, я избегал больничных помещений, как открытого огня, предпочитая держать в машине аптечку на экстренный случай, коих со мной, к счастью, не случалось. Пока Коди не угодил в палату по дурости.
Можно ли увернуться от ударов судьбы? Каковы шансы, что, будучи высококлассным гонщиком с многолетним опытом избегания аварий, я потерплю самое непредвиденное крушение, произошедшее по чужой вине?
Сидя на треклятом пластиковом стуле в комнате ожидания Бостонской больницы, я пытался воспроизвести в голове мгновения до лобового столкновения, раз за разом спрашивая себя, мог ли предотвратить все это. Ответ был очевиден после нескольких часов разговоров с патрульными и просмотра записи с камеры регистратора «Корвета» – моей вины не было. Но это не умаляло боли в груди, которая простиралась на невидимые мили внутри бездонной дыры, образовавшейся внутри меня.
Мне сообщили, что Сью пришла в сознание по дороге в больницу, но я не мог поехать с ней, пока полицейские не закончили осмотр места аварии. Время ползло чертовски медленно, несоразмерно бешеной скорости, с которой колотилось мое сердце. Это был самый отвратительный из всех видов адреналина, знакомых моему телу.
На стене в комнате ожидания висели уродливые картины в покрытых медью рамках. Какие-то размытые пейзажи и ветхие коттеджи якобы должны были скрашивать тяжелые минуты ожидания для родственников. Сухое растение в большой кадке в углу сбросило лист, с полым звуком упавший на натертый хлорным раствором пол. Здесь не было часов, а мой телефон сдох, поэтому я не знал, сколько точно прошло времени с тех пор, как примчался в больницу вслед за семьей Сью и двумя ее подругами.
Тесное помещение гудело приглушенными голосами и всхлипами, изредка подходила медсестра, спрашивая, не нужна ли мне помощь. Я каждый раз отмахивался от предложения осмотреть ссадины и ушибы, мечтая о том, чтобы меня просто оставили в покое. Все, чего я хотел, – попасть в палату к Сью, убедиться, что она в безопасности, и получить любое подтверждение врачей, что авария на нее не повлияла.
Моя жалкая попытка защитить ее от удара с треском провалилась. Когда машина замерла после долгого вращения, я почувствовал на своей руке липкую жидкость, а когда повернул голову в сторону, где сидела моя девушка, крик ужаса утонул в оглушительной тишине. Все ее лицо заливала кровь, лоб был рассечен так, что виднелся белый череп, а прекрасные серые глаза оказались закрыты. Цветочный венок, который девушка сплела сегодня утром, тихо умирал, разлетевшись по приборной панели «Корвета», покрытый алыми пятнами.
Зажмурил горящие веки, прогоняя те образы из головы, и оглядел собравшихся. Все они тесно сгрудились на сиденьях у противоположной стены, и только мать Сью стояла у окна, спиной к другим. Мне не было видно ее лица, но напряженная поза выдавала все, что она пыталась скрыть.
Нил вернулся из коридора с несколькими бутылками воды и стопкой пластиковых стаканчиков. Он бросил в мою сторону короткий взгляд, полный сожаления, и отвинтил крышку, наливая воду, раздавая ее собравшимся. Когда очередь дошла до меня, тот протянул наполовину пустой стакан, виновато пожимая плечами.
– Прости, старик, я принесу еще, – сказал он приглушенно.
– Забудь, – ответил я, взяв стакан и допив все, что осталось.
В горле и правда пересохло.
– Она поправится, это ведь Сью, – Нил слегка сжал мое плечо. – Уверен, она уже очнулась и выносит мозг докторам.
Натянутое веселье его голоса не имело ничего общего со страхом в воспаленных глазах, таких чертовски похожих на глаза девушки.
Я молча кивнул, уводя взгляд в сторону. Мне не нужно было очередное напоминание о той, которую любил и боялся потерять. Нил понял намек и отправился на свое место возле отца. Тот о чем-то тихо беседовал с темноволосой подругой Сью и Максом.
Мои глаза снова нашли миссис Купер, которая почти не двигалась с момента моего приезда. Она больше походила на холодную каменную горгулью, что восседала на фасаде старинного собора, молчаливо глядя в
