Дарья Плещеева - Береговая стража

Глава четырнадцатая

Утром Федьке объявили, что сегодня позировать не придется, и накормили хорошим завтраком. Она немного обиделась на Шапошникова — мог бы и раньше сказать, она бы переночевала дома, ведь столько дел накопилось, одних чулок штопать — пять пар! И устроить маленькую постирушку не мешало бы, и опробовать то притирание, что дала фигурантка Анисья, утверждая, что полностью оно оспины не сведет, но сделает не столь заметными.

Решив высказать Шапошникову обиду и заодно попросить денег, Федька пошла его искать. В гостиной не было никого, в рабочей комнате — тоже, а других помещений она в доме не знала. Федька пошла наугад по коридору и столкнулась с Григорием Фомичом.

— Там, сударыня, вам делать нечего, — не слишком любезно отвечал шапошниковский домоправитель. Федька смутилась, опустила глаза — и увидела на полу красно-бурый комочек. Больше всего это было похоже на испачканную кровью щепоть корпии.

Проследив ее взгляд, Григорий Фомич быстро нагнулся и подхватил с пола комочек.

— Ступайте, ступайте с богом, сударыня, — сказал он строго. — Барину не до вас.

— Он ранен? — выпалила Федька.

— Ступайте, ступайте. И вечером возвращайтесь.

Федька поняла, что ответа на вопрос не будет.

— Григорий Фомич, я в деньгах нуждаюсь, — сказала она. — Пусть господин Шапошников мне заплатит, сколько я заработала, и еще, если можно, в счет будущих услуг. Мне, ей-богу, очень деньги нужны…

— Передам, сударыня.

— И про купчиху Огурцову. Я все сделала, как он велел…

И Федька пересказала свой подвиг в гостином дворе.

— Дважды поворотя налево… — повторил Григорий Фомич с явным недоверием. — Тебе, сударыня, голову заморочили.

— Так нетрудно ж проверить!

Домоправитель задумался.

— Погоди-ка, я доложу. И пятак на извозчика дам. Тут стой.

Он ушел, а Федька задумалась — какое бы мог иметь отношение пропавший Сенька-красавчик со своей купчихой к загадочным делам господина Шапошникова?

— Ступай за мной сударыня, — сказал, появившись в глубине коридора, Григорий Фомич. — И побожись, что о виденном никому не расскажешь.

— Молчать буду, как Бог свят! — Федька перекрестилась.

Домоправитель привел ее в маленькую комнатку. Там только и поместилось, что узкая постель, стул да столик вроде туалетного. На постели лежал мужчина с длинными распущенными волосами.

— Тебе эта образина, может статься, знакома? — спросил Григорий Фомич.

Федька шагнула к постели и увидела, что глаза мужчины закрыты. На вид ему было чуть более тридцати, черты бледного лица — правильны и заурядны.

— Нет, не знакома.

— В театре не встречала?

— Нет, кажись… нет…

— Ну, сударыня, ступай. Вот тебе пятак, и помни — побожилась!

В великом недоумении Федька вышла из комнатушки. Человек с виду незнаком, и все же она могла бы поклясться — есть некая связь между ней и этим мужчиной, что-то давнее, основательно забытое и все же не сгинувшее бесследно, живое…

Она примчалась в театр и отработала урок с душой, с удовольствием. Когда же в зале сошлись фигуранты и фигурантки репетировать русскую для «Ямщиков на подставе», то Бориска шепнул ей, стоя за спиной:

— Редеют наши ряды…

— Как это — редеют?

— Трофим Шляпкин пропал. Коли у нас каждый день будет по фигуранту пропадать, премьеру загубим.

Федька крепко задумалась. Она вспомнила обещание господина Шапошникова избавить ее от того, кто повадился за ней следить. Выходит, Шляпкин? Мог ли он быть связан с убийцами Глафиры? Если правда то, что она вычитала в странных посланиях сильфов, то человек, повенчавшийся с дансеркой и узнавший про ее беременность, мог нанять для убийства кого-то из театрального народа — знающего устройство закулисного мира. Но как тот негодяй мог додуматься обратиться именно к Шляпкину? Может, они были ранее знакомы? Шляпкин-то немолод, ему сорок или даже сорок один. Нажил себе знакомцев немало…

Но если это он — что означает исчезновение Сеньки-красавчика?

Федька думала, думала — и, когда устроили перерыв, сделала знак Ваське-Бесу, чтобы вышел вместе с ней прохладиться на лестницу.

— Чего тебе? — спросил Бес.

— Вася, помнишь, за мной кто-то увязался, а ты его отогнал? Кто это был?

— Не твое дело.

— Отчего?

— Оттого! Прямо же сказал — доносчиков не люблю и сам доносить не стану.

— Это был Шляпкин, — уверенно сказала Федька. — Его наняли, чтобы убить Глафиру.

— Чушь несешь.

— А вот и не чушь. Я знаю, за что ее убили.

— Будет врать-то, — почти любезно буркнул Васька.

— Она была брюхата.

— Ну и что? У нас вечно какая-нибудь дура брюхата.

— Дашь ты мне слово сказать?! — возмутилась Федька. — Глафира потому была брюхата, что замуж вышла. Ее обожатель на ней повенчался, и лишь тогда она ему далась. А когда она показалась с прибылью, он испугался. Он знатного рода, и ему богатую невесту сватали. Кабы Глафира к его родне пришла и живот свой показала, скандал бы вышел.

— Откуда такие новости?

— Добрые люди сказали. Так кто за мной шел-то?

— Не твоя печаль. Вдругорядь не пойдет.

— Почем ты знаешь?

— Он меня видел и узнал. Я под окном стоял, в окне свечка горела. И он догадался, что я его тоже узнал. Коли с тобой, с чучелой рябой, что случится — он знает, я молчать не стану. Уж это он знает…

— Так кто таков?

— Не твоя печаль.

— А коли он убил бедную Глафиру?

— А как бы он ее мог удавить? Его в тот вечер в театре не было. Всех же расспрашивали, никто его не назвал. Это ты, матушка, сдуру дребедень городишь. Не бойся, он тебя не тронет…

Теперь Васькин голос был уже не грубым, а обычным, даже отчего-то печальным.

— Вася, отчего ты не женишься на Малаше? — вдруг спросила Федька. — Отчего ты ее гоняешь? Только из-за того гвардейца? Так когда это было! И он уж про нее давно забыл! А у нее с той поры…

— Да знаю, знаю! — перебил Васька. — Не то!

— А что? — тут Федька вспомнила покойницу Глафиру. — Женат ты, что ли?

— Какого черта! Бесприданница она, — объяснил Васька. — А сколько мы в береговой страже вырабатываем — сама знаешь, курам на смех. Я же дансером был, я знаю, как жить надобно! А сейчас — на водку хватает, и ладно. Ты бы ей богатого жениха приискала — вот это будет хорошо… а я — что? Я — голодранец!

— Васька, ты ее любишь… — прошептала потрясенная Федька.

— Иди ты к попу на плешь!

И Васька, резко повернувшись, ушел.

После общей русской фигурантов опять развели по залам: девицам следовало пройти заново пляску подружек невесты из оперы Матинского «Санкт-Петербургский гостиный двор», а с мужчинами Канциани ставил танцы для оперы «Деметрий». Потом опять всех свели вместе — Канциани, объявивший себя поклонником великого теоретика Новерра, вздумал перенести на сцену Каменного театра лучшие балеты своего кумира и выбрал «Ясона и Медею». Это был большой и сложный балет, со многими ролями, в том числе и для учеников Театральной школы, возня с ним предстояла длительная. А если вспомнить, что на носу Масленица со множеством спектаклей, в том числе и дворцовых, то береговая стража совсем затосковала. Вся надежда была на великий пост, точнее, на его первую неделю, когда все театры закрывались и артисты получали отпуск.