Татьяна Устинова - Олигарх с Большой Медведицы

Белоключевский вышел в просторный холл, из окон которого тоже открывался сказочный вид на вечернюю Москву, утопающую в огнях и снегу, закурил и сунул пачку сигарет в карман.

Надо подумать. Надо подумать.

Думал он очень недолго, потому что информации было мало, но он уже не сомневался, что прав. Прав!

Он достал мобильный – не сразу, потому что попадались все время сигареты, а телефон куда-то запропал, – помедлил и набрал номер. Он помнил его наизусть.

– Привет, – сказал он, как только ему ответили.

– Привет, – отозвались в трубку. – Смотри-ка, даже телефон все тот же. Ты номер так и не сменил?

– Зачем?

– А и правда, – отозвались из трубки. – Незачем. Я уже три часа жду, когда ты позвонишь. Что не сразу?

– Сразу я не мог. Ты видел, какой у меня эскорт? Его собеседник засмеялся.

– Видел. Только я не понял, ты жалуешься или хвалишься?

– Хвалюсь, – признался Белоключевский.

Они помолчали.

– У меня проблемы, – продолжил он наконец, – мне нужна твоя помощь.

– Помо-ощь? – протянули в трубке насмешливо. – А что, больше не осталось помощников? И какой из меня помощник?! Где ты и где я?! И потом, у меня теперь другая работа.

– Я понял, что у тебя работа, но один я не справлюсь. В другое время мне было бы наплевать, а сейчас…

– А сейчас помирать не хочется, – констатировали в трубке. – Все ясно.

– Ты мне поможешь? Собеседник помолчал. – Как?

– Приезжай ко мне на дачу, я все тебе объясню.

Опять молчание.

В «прошлой жизни» они никогда не дружили, слегка недолюбливали и опасались друг друга, а теперь вот так получилось, что Белоключевскому без него не обойтись.

– Ты слышишь меня?

– Слышу.

– Ну? Приедешь?

– Ты лишил меня работы и репутации. Тогда, помнишь? Я не хочу сейчас начинать все сначала.

Белоключевский сильно затянулся.

Черная и густая грязь, лежавшая на дне души, вдруг всколыхнулась и плеснула прямо на его оголенные нервы. Внутри все зашипело и скорчилось.

Ожог.

Белоключевский был уверен, что там уже все сожжено. Нечему больше гореть.

– У меня тоже нет ни работы, ни репутации, – проскрежетал он. – И больше никогда не будет, в отличие от тебя.

– Это точно, – согласились в трубке. – Я приеду, Дима, что ты меня уговариваешь! На какую дачу?

– У меня одна осталась.

– Бабушкина?

– Ну, конечно. Какая же еще?

– Я приеду, – повторили в трубке. – Мне надо торопиться, правильно я понимаю?

– Да. Ты должен приехать раньше меня, иначе это никакого смысла не имеет. Нам надо поговорить. И мне нужна информация.

– Какого рода?

Белоключевский быстро объяснил – какого именно.

– Хорошо, – сказал собеседник. – Постараюсь, хотя времени мало.

И в пластмассовом устройстве наступила тишина, и Белоключевский остался один.

Он быстро докурил свою сигарету, кинул ее в пепельницу и еще раз глянул на распростертую за окнами Москву.

Черт побери все на свете!

И почему?! Зачем?!

В коридоре по-прежнему никого не было, лишь только пробежал шустрый мальчишка в наушниках и нелепом розовом свитере с задранными до локтей рукавами.

– Эй, парень! – окликнул его Белоключевский и побежал за ним. – Слышишь?! Остановись!

– А? – Парень притормозил и вынул из уха блестящую пипочку наушника. – Вы к кому?

– Я ни к кому, – буркнул Белоключевский поспешно. – Мне нужен Громов. Как мне его найти?

– А во-он его кабинет, видите, дверь приоткрыта. Если он не ушел еще. Хотя, если б ушел, он бы дверь запер!

– Спасибо.

Белоключевский и сам не знал, что именно станет делать в кабинете у Громова, что ему там понадобилось, но был совершенно убежден, что должен зайти. Оглянувшись по сторонам, как жулик, замышляющий ограбление, он подошел к двери и постучал.

Дверь качнулась, подалась, он вытянул руку и поднажал посильнее. Створка отворилась. Белоключевский почему-то был уверен, что в кабинете темно, и страшно изумился, когда оказалось, что там горит яркий офисный свет – цепь маленьких лампочек на потолке, и настольная лампа, и приемник мурлычет французскую песню. Белоключевский, как все хорошие мальчики, с детства выученный французскому языку, разобрал что-то про шоколад и еще про вкус поцелуя.

Его поцелуи никогда не имели вкуса шоколада, с кем бы он ни целовался. Должно быть, это что-то очень французское, русскому мироощущению недоступное.

Шоколад. Поцелуй. Победа.

Хорошо бы остаться в живых.

На столе лежали какие-то бумаги, довольно беспорядочно, и сверху детективчик Антона Леонтьева, страницами вниз, и стояла кружка с холодным кофе, и пепельница с окурками «Данхилла».

Телефон. Шнур. Ну да, все правильно. Белоключевский сверху посмотрел на окурки.

Ну что?.. Вытащить один и спрятать в пузырек из-под но-шпы?!

Он не знал, сколько у него времени, как скоро те трое хватятся его и поймут, что он давно уже выкурил все свои сигареты и теперь болтается неизвестно где.

Нужно спешить.

Хуже всего было то, что он по-прежнему ничего не понимал, потому что у него не имелось почти никакой информации, кроме проклятого телефонного шнура!

Ну, хорошо. Окурки.

Он достал из кармана пластмассовый пузырек, где уже болтался один окурок, торопливо открыл – он, конечно, никак не хотел открываться! – уронил, крышка покатилась. Прислушиваясь так, что больно стало в затылке, он полез под стол, стул откатился в сторону, стукнулся в перегородку. Белоключевскому показалось, что обрушилась стена, такой был шум!

Быстрее. Быстрее, черт тебя побери совсем!

Он нашарил пластмассовый кружок, который закатился довольно далеко, и начал, пятясь, выбираться, и шее стало жарко в вороте черного свитера.

Что он будет делать, если его здесь застукают?! Кому и что он станет объяснять?!

Все чувства обострились так, что их острые пики лезли наружу, кололи глаза и горло.

Еще несколько дней назад он знал совершенно точно – у него нет больше никаких чувств. Нечему обостряться.

Тяжело дыша, Белоключевский выбрался из-под стола, неловкими пальцами сунул окурок в пластмассовый пузырек, придвинул стул и оглядел столешницу – не осталось ли там каких-нибудь следов его присутствия.

Ничего не было, по крайней мере на первый взгляд.

Пот тонкой струйкой потек между лопаток.

Он два раза чуть не погиб, и в третий раз не дастся. Хватит. Ему есть зачем жить.

Телефон на столе зазвонил так неожиданно и так громко, что Белоключевский сильно вздрогнул, и рука, уже потянувшаяся к двери, промахнулась мимо ручки.

Нужно уходить. Прямо сейчас.

Телефон звонил.

За дверью был холл, безопасный, по крайней мере в данную минуту, полный приоткрытых дверей и Москвы, которая мирно текла за окнами в реках и водоворотах метели. Нужно немедленно выйти, сесть в кресло и закурить. Он же пошел курить, черт возьми!