Джейн Хичкок - Светские преступления

Тем не менее на другое утро я написала хозяйке салона благодарственную записку — если не теплую, то любезную. Обычно я отсылала такие письма с посыльным, а не почтой, но утомительный день совершенно отбил у меня память. Я обнаружила записку только через две недели, поэтому обрывки отправились в мусорное ведро.

Лето я проработала в «Бергдорфе». Жизнь моя превратилась в рутину, зато долгов становилось меньше. Новых друзей так и не появилось, и, борясь с одиночеством (а также в надежде, что чужие беды заставят меня иначе взглянуть на свои собственные), я стала на общественных началах работать в женском приюте на Пятьдесят первой авеню.

Увы, этот опыт имел прямо противоположный эффект. Я оказалась среди женщин с нестабильной психикой и сломанной судьбой. Были среди них недалекие и агрессивные, талантливые и кроткие, но все они балансировали на грани жестокого нервного срыва. Здесь никто не пытался сохранить лицо.

— Жизнь просочилась у меня сквозь пальцы, — слышала я не раз. — Со мной покончено.

Эти несчастные создания олицетворяли для меня будущее, в которое было страшно заглянуть. Можете назвать это слабостью или трусостью, но общение с ними так сильно угнетало, что я перестала навещать приют. Куда предпочтительнее было коротать вечера в публичной библиотеке на Семьдесят девятой улице. Читая о Французской революции и Марии Антуанетте, я возвращалась в прошлое, как Европы, так и свое.

В августе дирекция магазина указала мне на дверь — до сих пор не знаю точно почему. Одна из коллег высказалась в том смысле, что я «отпугиваю клиенток». Это вполне правдоподобная причина: у меня четкие представления о том, что идет женщине, а что ее уродует. Однажды покупательница выбрала переливчатое платье с отделкой из перьев. Когда она спросила меня, как выглядит, я честно ответила: «Как павлин!» Я также отказывалась «идти в ногу с изготовителем»: если платье было сшито небрежно или цена не соответствовала материалу, я так и говорила. Иными словами, повод для увольнения все же имелся, но, как истинный параноик, я приписала его вездесущему влиянию Моники.

Оставшись без работы, я поначалу испугалась и чуть было не бросилась на поиски любой другой. Однако шел конец лета, а я еще не была в отпуске и решила дать себе передышку.

Пока в Саутгемптоне Моника, окруженная моими бывшими друзьями, плавала в бассейне, играла в теннис и освежалась напитками, я коротала дни все в той же норе с дышавшим на ладан кондиционером. Бетти и Джун приглашали меня пожить у них, Итан (на сей раз он предпочел Патмосу домик в горах) готов был в любой момент перебраться на диван в гостиной, а мне уступить единственную спальню. Я отказалась не из гордости, а потому, что еще не созрела. Отговорившись поездкой в Париж, я засела в своей парилке.

Осень — мой любимый сезон в Нью-Йорке, она действует на меня благотворно. В середине сентября, снова ощутив интерес к общению, я несколько раз пообедала с Бетти и Джун, а вскоре, как это нередко случается, нечто мелкое и незначительное дало моей жизни толчок.

Перебирая текущую почту, обычно состоявшую из счетов и рекламных проспектов, я наткнулась на пригласительный билет. В прошлом мне не раз приходилось бывать на этом благотворительном мероприятии — ужине в честь известных граждан города. Это престижное событие, где даже список приглашенных кажется тяжелым от их суммарной ценности, за глаза называли нелицеприятно — «Чтоб мне застрелиться!». И не зря. К концу бесконечного вечера большинством гостей одолевает такая скука, что, будь у них пистолет, они без колебаний пустили бы пулю в лоб, лишь бы не оставаться там больше ни секунды. Тем не менее никто даже не мечтает увильнуть. Пригласительный билет — это на самом деле категорический приказ, и каждый со стонами идет на Голгофу. Впрочем, во всем есть светлая сторона. Триш Бромир пристроила немало одиноких подруг, обеспечив им приглашение.

— Если хочешь выйти за мешок с деньгами, — говорила она, — никогда не ходи по благотворительным приемам, где билет стоит меньше тысячи. Как справедливо сказано, деньги к деньгам.

Здесь билет как раз и стоил тысячу долларов — по моим теперешним представлениям, целое состояние. Я ни за что не выложила бы столько, если бы не Дик Бромир. В этом году, невзирая на затянувшиеся неурядицы, он был назван одним из «прославленных граждан». К билету была приложена теплая записка от Триш.

«Дорогая Джо!

Мы с Диком будем рады, если ты будешь вместе с нами в этот радостный день. Пожалуйста, приходи! Нам тебя очень недостает.

С любовью, Триш».

Что ж, подумала я, это только справедливо. Я поддержала Бромиров однажды, теперь их черед. Как в менуэте, где партнеры время от времени меняются местами.

Записка заставила меня вспомнить о почти совершенно заброшенных обязательствах по отношению к друзьям, да и о былых развлечениях заодно.

Я позвонила Триш, которая очень обрадовалась.

— Джо! Ты совсем исчезла! Где тебя носило? Ты не представляешь, как мы соскучились!

Отвечать на вопрос «Где ты пропадала?» подробной историей своей жизни — это ошибка, вот и я умолчала о последних событиях, просто сказала, что уезжала, но теперь, вернувшись, с удовольствием принимаю приглашение.

— Вот и отлично! Дик боялся, что ты откажешься.

— Отчего же? Мне не мешает развеяться.

— Только… должна предупредить, что Моника там будет тоже.

Я непроизвольно стиснула зубы.

— Она купила места у пяти столов, — смущенно пояснила Триш. — Но тебе не о чем беспокоиться, никто не посадит вас рядом. Я упоминаю об этом, просто чтобы предупредить.

— Спасибо.

— Да, вот еще что. Сегодня из Чикаго прилетает один потрясающий миллиардер, некто Брэд Томпсон — шестьдесят три года, пять лет как разведен. Он тоже в числе приглашенных. Я упоминала о тебе, и он жаждет познакомиться. Мистер Томпсон будет твоим соседом по столу. Ну ладно, мне пора. Хочу обрадовать Дика!

Я положила трубку с давно забытым волнением не столько от перспективы обзавестись шикарным кавалером, сколько в предвкушении встречи с Моникой. Я и боялась, и стремилась оказаться с ней лицом к лицу. Ее присутствие придавало довольно пресному событию совсем другой вкус, при одной мысли о ней меня бросало в дрожь, в которой было даже что-то сладострастное. Я как будто готовилась к конфронтации с бывшим любовником, чувства к которому еще не угасли и представляют собой взрывоопасную смесь привязанности и ненависти.

Только в последующие дни у меня появилось желание поразмыслить насчет мистера Брэда Томпсона. Надо признаться, он занимал меня в первую очередь как средство к сведению счетов с Моникой. Поквитаться я могла, только снова оказавшись с ней на равных, а еще лучше, став богаче ее. Возможно, думала я, ко мне приближается рыцарь на белом коне. Но даже если это не так, на столь престижном мероприятии ничего не стоит встретить другого кандидата в мужья. Должен же и меня где-то ждать алмаз неограненный! Нет прииска богаче, чем «Уолдорф» в этот знаменательный день.