Анна Малышева - Нежное дыхание смерти

– Господи, да что же это такое! – Игорь Вадимович взбесился, и Даша притихла. – Ничего он не знает про тебя, понимаешь, ничего. Он не может знать, какого черта ты поперлась в клуб, зачем ездишь туда каждый день, не может вообще знать, что ты догадалась о насильственной смерти Аркадия. Он может только предполагать, что ты чем-то для него опасна. Хотел бы я знать, чего он боится…

– Что же тогда? Может, он боится самого факта моего существования?

– Не знаю, возможно. Но знаю, что, пока он только предполагает, пока только догадывается, он сделает все, чтобы тебя убить. Потому что если бы он знал наверняка, что ты для него безопасна, он бы даже не приблизился к тебе.

– Я сойду с ума, – закрыв глаза, сказала Даша. – Я не могу вернуться домой. Поймите: мне страшно. Он может напасть еще раз… Вы его точно не видели? Ну хоть краем глаза? Надеюсь, не считаете, что это моя больная фантазия?

– Совершенно уверен в том, что это не фантазия. Тем более что в Венеции сам имел возможность в этом убедиться. Или уж мы все рехнулись. Нет, я его не видел. А вот он, думаю, видел меня… Краем глаза или нет, но, увидев меня, он бросил тебя преследовать. Понял, что без свидетелей ему тебя не убить. А одно дело – убивать посреди людной толпы, когда всем на все наплевать, и совсем другое – в заснеженном парке, когда третий человек непременно поинтересуется, кто это там кричит за деревьями… Нет, он хочет действовать наверняка. И до тех пор не снимет маски, пока не будет уверен, что его никто не видит, кроме жертвы…

Даша не отрывала руки от лица.

– Что ж, не вижу иного выхода, как принять услуги клуба… Там меня, по крайней мере, не достанет та маска… Слушайте, а вам все это не кажется дурным сном? В конце двадцатого века, в Питере… Такое чудище, словно вышедшее из средних веков.

Из восемнадцатого века, если быть точным, – поправил ее Игорь Вадимович. – Теми маскарадными костюмами, которые можно сейчас видеть в Венеции, мы обязаны Казанове. Одна из его великолепных идей, только одна из многих. Но это для нас не важно. Важнее, что тебе действительно придется прятаться в клубе. Надо подумать, как тебе туда перебраться, хоть на время… В сущности, очень удобно вышло, что и убежище, и средство обнаружить убийцу находятся в одном здании. Тебе надо посмотреть бумаги, и как можно скорее.

– Бумаги, бумаги! – Даша резко поднялась из-за стола. – Сто раз слышала про бумаги! Уже поняла, что вы каким-то образом собрались по ним вычислить убийцу, но до сих пор не понимаю, как вы не боитесь подставить меня! Что случится, если меня застанут за этим «красивым» делом?

– Ничего, – хладнокровно ответил он. – Коньяка тебе пить не надо было. Перестань кричать, а то все подумают, что сутенер поссорился со своей девочкой.

Она изумленно посмотрела на него и замолчала. Ее все еще удивляли его неожиданно-грубые обороты речи, обычно рассчетливо-сдержанной.

«Как резко у него меняется и речь, и настроение. Ссориться с таким человеком – хуже нет. Ничего не подозреваешь, а он – бабах! И готов скандал…»

– Ладно. – Даша поджала губы, избегая вступать с ним в перепалку. – Поймете меня потом, если Лариса застукает, когда я буду рыться в ее бумагах. А теперь пора. Поздно.

Он больше не произнес ни слова до самого ее дома. Молча вел машину, молча курил, молча включил приемник.

Даша сидела рядом, нахохлившись и опустив капюшон на голову. Она тоскливо смотрела в окно и думала, что эти улицы не должны исчезнуть для нее, как не должен исчезнуть город, как не должна исчезнуть вдруг ее жизнь. И ей снова страстно захотелось оказаться в клубе, под защитой тамошних порядков и оград.

«Я все-таки полноправный член клуба», – думала она, украдкой нашаривая в кармане членский билет.

Спутник довез ее до дома и проводил вверх по лестнице, до двери квартиры. Там они шепотом попрощались, уговорившись, что завтра он приедет за ней часикам к десяти и отвезет в клуб. Даша поняла наконец, что ей вовсе не обязательно приезжать так рано, чтобы жертвовать работой. Как ей показалось, настоящая жизнь в клубе начиналась именно в позднее время, после того как его покидали гости.

Она попрощалась с Игорем Вадимовичем, который тут же стал спускаться по лестнице, и открыла дверь, которую Настасья Филипповна, слава Богу, не заперла изнутри на засов. Старуха, по-видимому, уже легла спать. Даша заперла за собой дверь на все замки, дореволюционные и новые, задвинула засов, пошла в свою комнату и, не умывшись, упала на кровать и закрыла глаза.

– Ты пьяна! – с отвращением сказала Лариса, глядя на ярко-рыжую голову, лежащую у нее на столе.

Мутные глаза Леры ничего не выражали. Она молча посмотрела на Ларису, потом снова уронила голову на стол.

Председатель с силой оттолкнула ее. Лера оторвала руки от стола, возле которого она все это время стояла на коленях, и опустилась на ковер.

– Ты опять нажралась! – Лариса сощурила глаза так, что они превратились в две узкие ледяные щели, и закурила. – Я устала тебя просить, чтобы ты это делала не в баре! В конце концов, надо лечиться, раз не можешь совладать с собой!

Лера глухо вздохнула и потерла лицо руками. Попыталась подняться на ноги, но снова осела на пол. Больше попыток встать она не повторяла.

Лариса курила, глядя мимо нее, упершись взглядом в стену. Наконец она изрекла:

– Может, заказать боржоми? Сейчас принесут.

– Не надо, – хрипло отозвалась Лера. Ее глаза приобрели страдальческое выражение, ее мутило. – Дай полежать, что ли…

– Сейчас.

Лариса обошла стол, подхватила ее под мышки и почти внесла в смежную комнату. Дверь туда была распахнута. Через минуту председатель вышла из комнаты, подошла к двери кабинета, высунулась в коридор, посмотрела по сторонам и закрыла дверь изнутри, после чего вернулась к Лере.

Та лежала на том самом диване, на котором приходила в себя после мнимого обморока Даша. Ее глаза были закрыты, лицо в полумраке казалось еще бледнее. Ее можно было принять за мертвую из-за неподвижности и полной расслабленности мускулов лица и тела, если бы не хриплое дыхание, с трудом вырывавшееся из горла.

Лариса брезгливо посмотрел на нее и зажгла свет.

Та застонала и прикрыла лицо ладонью.

– Не надо! – заплетающимся языком выдавила она из себя. – Больно…

– Где тебе больно? – невнимательно отозвалась Лариса, расхаживая по комнате. Обломки статуи она подобрала и уложила рядышком на небольшой столик. Здесь они не так бросались в глаза. – Где тебе больно, чертова кукла?

Та, видимо, понемногу начинала приходить в себя. Во всяком случае, открыла глаза и взглянула на Ларису довольно осмысленно.

– Ты бы лучше продрала зенки и посмотрела, что случилось! – В отчаянии Лариса так повысила голос, что Лера схватилась за голову. – Посмотри, вот, на столе!