Две полоски. Двойная ошибка - Ольга Дашкова
– Не бойся, так не будет, не будет, обещаю.
Марк выворачивает душу, стирает слезы, целует. Настойчиво всасывает губы, проникая языком, лишая воздуха и мыслей. Я верю, с ним так не будет, как верила Климу, спросив, убил ли он тех людей.
Обнимает до хруста костей, продолжая целовать.
– Люблю тебя, мышка, думал, с ума сойду, пока ты была там. Прости, прости, что ввязали вас с сыном во все это.
– Скажи еще, что любишь… Скажи.
Мне так необходимо это слышать, хватаюсь за плечи, смотрю в глаза Марка, чтобы понять, что это все не шутка.
– Люблю… Люблю, малышка.
– И я люблю. Тебя, Клима, сама не знаю как… Ты прости, но люблю вас двоих.
Глава 46
– Клим, хватит. Там, за дверью, никого нет.
– Я все равно пойду первым.
Шахов серьезен, готов за секунду достать оружие и перестрелять всех врагов. Смешно, сейчас смешно, прошла неделя после моего освобождения, и мужчины, наконец разрешили съездить в нашу с Ванькой квартиру и забрать вещи.
– Если ты так переживаешь, то я бы могла взять Заки. Он бы разорвал всех в клочья.
– Не надо Заки, я погорячился, что разрешил тебе его забрать и привести в дом. Он скоро точно отгрызет мне яйца, потому что считает тебя своей сучкой, – Клим смотрит в глаза, берет из моих рук ключи, сам открывает замок.
Прячу улыбку, да, пес Заки оказался с характером, его пришлось отдать на перевоспитание, но всего лишь на время, и то из-за Ваньки. Пес рычит и встает в стойку, как только кто-то из мужчин хочет ко мне подойти или касается. Боюсь, что он так же может однажды среагировать на сына.
– Берешь самое необходимое, и уезжаем, тебя больше ничего не связывает с этим местом. Ночью вылет, нужно спешить.
– Я говорила, что не люблю, когда мне указывают? Клим Аркадьевич, вы не запомнили этот момент? – пытаюсь быть серьезной, выходит плохо, Шахов непрошибаемый.
Так странно, сколько мы знакомы?
Двадцать дней?
Шесть лет?
Шесть лет и двадцать дней.
Долго, но я знаю о них так мало. Но все равно словно целую жизнь. Клим озадачен, я не спешу входить, берет за руку, сжимает пальцы, мне нравится, когда он так делает, а еще когда целует просто так.
От такого сурового здоровяка с глубокой морщиной между бровей последнее, чего ждешь, это – нежности. Но в нем ее целый океан, который накрывает каждый раз волной, а я задыхаюсь и тону, но мне все мало.
Я так и не сказала, что люблю его. Марку сказала, а Шахову – нет. Но ему не нужно это, он возьмет свою любовь, выбьет из меня ее стонами, хрипами, оргазмами и вот таким отношением.
– Что? Что не так?
– Все так, – бросаю взгляд на соседнюю дверь, туда, где жил Гера, как мне казалось, друг, но вышло немного иначе.
– Его нет, перевели в другой отдел, наверное, дали новое задание, – Клим говорит сухо, продолжая сжимать мои пальцы.
– Мне все равно.
Мне на самом деле безразлично до Геры, но его работа не должна была переходить на личное, он не должен был втереться в доверие к Ваньке, задаривать его игрушками, пудрить голову супергероями. И все для того, чтобы я что-то рассказала потом о Шахове и Аверине.
Бред.
– Я начинаю ревновать.
– Не может этого быть.
Шахов молчит, смотрит волком, мне нравится и это. Желудок скручивает спазмами боли, третий день тошнит, наверное, от нервов и неопределенности. Мне не говорят, что будет дальше, как дела с бизнесом Корнева, что случилось с похитителями и заказчиком.
Мужчины отмалчиваются, а когда я начинаю психовать, то отшучиваются, но все заканчивается сексом. Каждую ночь в дальней спальне, их двое, я одна. Касания, ласки, слова. Мое тело в их руках, а я сгораю и возрождаюсь снова, засыпая обессиленная, счастливая, любимая.
– Плохо?
– Все хорошо, пойдем, Ванька просил свои фигурки, он без них жить не может.
Захожу в свою съемную квартиру словно в другой мир, в котором я жила много лет, и уже кажется, что все было не со мной. Немного не по себе, в памяти всплывают воспоминания, бардак, разбросанные вещи, незаправленная постель.
Нахожу дорожную сумку, начинаю запихивать в нее все подряд, кусая губы, отвлекаясь болью от слез. Клим ходит рядом, а когда под моими ногами скрипит стекло, смотрю вниз, на разбитую рамку, на фотографию, и меня срывает в слезы.
– Ну, все, все, не плачь, девочка, все хорошо.
Клим крепко обнимает, часто дышу, цепляюсь за его плечи.
– Черт, не знаю, что со мной. Мне не страшно, но как-то накатывает, а так не страшно, нет. С тобой – ничего и никогда, хоть куда, правда. Но меня словно выворачивает, я… я не знаю…
Снова слезы, раздражают уже.
– Но я ведь сильная, всегда была такой, жила одна, ни на кого не рассчитывала, а сейчас расклеилась.
– Тебе больше не нужно быть сильной. Плачь, моя девочка, плачь, но лишь от счастья, а я тебе его дам, много дам.
Гладит по лицу, стирая слезы, убирая волосы назад. Сильный. Красивый. Уверенный. Опасный. Сердце разрывается в груди.
– Я так люблю тебя, очень люблю, – шепчу, но Клим все слышит, в зрачках вспыхивает огонь, он обжигает меня. Готова гореть в нем всегда, дотла, без остатка.
Не отвечает. Целует. Так, как он умеет. Властно. Настойчиво. Сминая губы, кусая, облизывая их.
И нет больше страха, ниоткуда взявшейся истерики, есть только желание и любовь. Наша одежда летит на пол, туда, где осколки моей прошлой жизни, туда, куда я никогда не вернусь.
– Иди ко мне, да, черт, как это снять?
– Завязки, Клим… А-а-а… Порвешь…
Все происходит слишком быстро. Меня подхватывают, несут в сторону. Гладкая поверхность стола. Треск рвущейся ткани, звон пряжки ремня, звук падающих на пол предметов. Прикосновение пальцев к моей обнаженной и влажной плоти. Клим растирает влагу по клитору, заставляя двигаться навстречу ласкам, проникает пальцами, не переставая целовать.
Хочу его безумно. Всегда хочу, когда он так делает. А эту неделю особенно и его, и Марка хочу, как голодная сучка, мне мало кого-то одного, хочу их двоих. Секс бывает бешеным, диким, я прошу еще, глубже и сильнее. Ненормальная стала с ними.
– Клим… Клим… Я… Пожалуйста…
– Сейчас, вот же дьявол… Сейчас, девочка…
Несколько долгих секунд помогаю расстегнуть ширинку, часто дышу. Провожу несколько раз по твердому стволу, обнажая набухшую головку, Клим рычит, смотрит на это, толкается в мою руку. Помогаю ему войти
