Ирина Мельникова - Формула одиночества

– Лавр тоже едет с вами в Сухум?

– Ему бы очень хотелось, но на этот раз мы обойдемся без его помощи. Кто будет доить его коров, пасти коз и присматривать за пчелами? Кстати, его медок очень сильно помог привести тебя в божеское состояние. Ты помнишь, как я пропарил тебя в бане и напоил чаем с медом?

– Нет, абсолютно не помню, – растерялась Марина. – Но мне было очень жарко...

– Это результат моего лечения, – самодовольно усмехнулся Арсен. – Теперь ты в ясном уме и при памяти и не сможешь сказать, что я так уж плох, как казался раньше.

– Я пришла бы в сознание и без твоего лечения.

– Я в этом не сомневался, но ты замерзла, промокла до костей, а еще была такой чумазой, словно тебя намеренно искупали в ушате грязи. Я боялся, что ты простынешь, поэтому раздел и искупал тебя. А еще обработал перекисью твои ранки. Вот тут и тут. – Он ласково коснулся пальцами ее щеки и лба. – Знаешь, эти процедуры доставили мне удовольствие. Я никогда не думал, что буду о ком-то заботиться с радостью. В последнее время я, честно сказать, отвык от этого.

Марина хмыкнула, но ничего не сказала, хотя на душе у нее потеплело. Вернее, она испытала настоящее счастье оттого, что в ее жизни появился мужчина, в котором почти нет изъянов. И даже то, что она прежде принимала за недостатки, плавно переместилось в его достоинства.

Арсен протянул руку и достал пакет, лежавший в изголовье.

– Возьми, переоденешься утром.

Марина заглянула в пакет и обнаружила в нем свою одежду, чистую, выглаженную и аккуратно сложенную. Кто бы это мог сделать? Кроме Арсена, некому. Она с удивлением посмотрела на него.

– Ты выстирал мою одежду?

Арсен улыбнулся одними глазами.

– Пустяки! Дело житейское!

– Спасибо. – Она погладила его по плечу. – Ты мне нравишься все больше и больше.

– Премного благодарен. – Он церемонно склонил голову. – Ты мне тоже очень нравишься, особенно в естественном виде. Без тряпок, которые скрывают твое божественное тело.

– Божественное? – возмутилась она и шлепнула его по затылку. – Я терпеть не могу комплименты. В них обычно мало правды.

– Ты сама прекрасно знаешь, что я не вру. Но у женщин своя логика. Помнишь, как у Тургенева? Мужчина может сказать: «Дважды два – пять, или семь, или – девять». А женщина скажет: «Дважды два – стеариновая свеча». Лишь бы наперекор, лишь бы вопреки очевидному.

– Не сердись. – Марина прижалась к нему. – Сегодня мы оба поступаем вопреки логике.

– Судьба никому не приносит счастья, не отняв его у другого. Мы оба потеряли самое дорогое, что у нас было в прошлом. Но жизнь продолжается, так почему бы нам снова не попытаться стать счастливыми, а? – Арсен требовательно посмотрел ей в глаза.

– У тебя есть другая женщина, я знаю, – Марина слегка отодвинулась от него. – И захочешь ли ты расстаться с ней, когда она приедет к тебе в Абхазию?

– Она не приедет! – жестко сказал Арсен. – Я об этом позабочусь. К тому же она из тех особ, что не слишком спешат связать себя брачными узами.

– Это тебе так кажется, – прошептала Марина и отвернулась. На глаза навернулись слезы, а она совсем не хотела, чтобы Арсен заметил их. – Все женщины стремятся замуж, даже самые отъявленные «синие чулки» и ярые феминистки.

– Прекрасно! – засмеялся Арсен. – Значит, с тобой у меня не будет проблем!

– Как с феминисткой или с «синим чулком»?

– Как с обворожительной, но крайне упрямой женщиной. – Он крепко прижал ее к себе и заставил посмотреть ему в глаза. – Понятно, – сказал он ласково. – Слезки на колесках? И почему все женщины такие плаксы? Им предлагают руку и сердце, а они сразу в рев!

– Ты... предлагаешь... выйти за тебя замуж? – Марина почувствовала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. – Но я почти ничего не знаю о тебе.

– Глупости! – засмеялся Арсен. – Какие глупости! Нам не семнадцать лет, чтобы играть в фигли-мигли. Ты любишь меня, я – без ума от тебя. Нам хорошо в постели... Что еще нужно двум интеллигентным, без червяков в голове людям?

– Ты прав! Но я не могу бросить свою работу. У меня раскопки, университет и вообще масса обязательств...

– А тут тебе, девочка моя, придется выбирать, кем или чем ты пожертвуешь. К тому же все проблемы решаемы, если развести их с умом.

– Хорошо, – вздохнула Марина, – но дай мне подумать.

Он молча покачал головой.

Марина умоляюще посмотрела на него.

– Пойми, мне просто страшно менять свою жизнь. А дочь? Что она скажет, когда узнает, что ее мать собралась замуж? Ей шестнадцать, самый обидчивый возраст.

– Твою дочь я возьму на себя. Кстати, она похожа на тебя?

– Какое это имеет значение? На меня или на мужа... Она умная и красивая девочка. Через год ей поступать в вуз. Сам понимаешь, это легче сделать в университете, где я преподаю.

– О боже! – Арсен трагическим жестом воздел руки к потолку сеновала. – Давай перенесем эти разговоры на утро. А то мне захотелось закрепить пройденное... – И он снова поцеловал Марину в губы, а его рука ласково накрыла ее грудь. – У такой худышки и такая полная грудь, – сказал он, когда смог наконец перевести дыхание. Его рука скользнула ниже. – И талия осиная без всякого корсета. Порода!

– Какая порода? – удивилась она. – Что ты имеешь в виду?

– Потом, – прошептал он ей на ухо и опрокинул вдруг на спину. – Сейчас я не буду спешить, чтобы ты поняла, кого потеряешь, если будешь упрямиться.

Марина ничего не успела ответить, потому что Арсен прижался губами к ее груди, а его пальцы скользнули вдоль ее бедер...

– Сладкая моя, – прошептал он, задыхаясь.

И Марина снова отдалась на волю его рук и губ...

* * *

– Поспи еще немного, – сказал Арсен тихо, когда они смогли оторваться друг от друга. – А я выйду покурю. Кажется, распогодилось.

И Марина заметила косые лучи солнечного света, которые робко пробивались сквозь щели сеновала. В них танцевали пылинки. Те самые пылинки, которые Арсен и Марина заставили танцевать несколько минут назад.

– Подожди, не уходи, – произнесла она, борясь со сном. – Расскажи все-таки, где ты меня видел?

– Хорошо, расскажу. – Арсен сел и накинул на плечи тельняшку, в которую прежде была одета Марина. – Тем более это произошло очень давно, когда мне было лет десять-одиннадцать и матушка повезла меня в какой-то музей.

– Музей? – сонным голосом переспросила Марина. – Ты любишь ходить по музеям? – И, сладко зевнув, потянула к себе одеяло.

Арсен встал на колени и заботливо укутал ее, а затем снова сел рядом.

– Маменька у меня – большая любительница старины, – продолжал он, задумчиво взирая на солнечных зайчиков, затеявших скачки на потолке, – и почти каждые выходные мы разъезжали на отцовской машине по ближним и дальним окрестностям Москвы и соседним областям. Где только мы не побывали: в Ясной Поляне и в Тарханах, в Болдине и в Михайловском, в Тарусе и в Боблове, в Константинове и в Поленове, в Шахматове и в Мелихове... Словом, легче перечислить, где мы не бывали... В тот раз мы забрели в какой-то музей, не помню чей, потому что я ровно ничего там не запомнил, кроме одного портрета. На нем была изображена поразительной красоты женщина. Она сидела на берегу пруда в белом платье и в белой шляпке, а на коленях у нее лежал букет сирени... – Арсен горько усмехнулся. – Меня словно приковали к этому портрету. Я стоял возле него битый час, пока мать не оттащила меня за руку и не отругала. Я так и не узнал, кто изображен на портрете и кто его автор. Сначала почему-то стеснялся спросить у матери, а потом, когда спросил, она не смогла вспомнить этот портрет. Мы ведь посещали массу музеев... – Арсен снова усмехнулся, но уже смущенно. – Знаешь, я много лет мечтал об этой женщине, представлял ее своей невестой, женой... Пытался даже рисовать ее портрет. Но все напрасно, художник из меня аховый! Так вот, эта женщина удивительным образом похожа на тебя. Или ты на нее! Я не мог ошибиться! Те же брови, нос, губы, линия плеча, высокая грудь и лебединая шейка. А еще руки, просто прелестные руки, изящные, с длинными тонкими пальцами. Точь-в-точь твои...