Наталья Андреева - Любовь.ru

—  Варвара Антоновна, я привез вам врача, — идя следом за ней, сказал Стае.

—  Врача? Какого врача? Я здорова.

Она опустилась в одно из кресел: спина пря­мая, шея стиснута воротом платья, словно же­лезным обручем, на котором тяжелым замком висит старинная брошь. Люба вошла, останови­лась в растерянности. Что делать?

—  Это Любовь Александровна Петрова. Врач-психолог.

—  Вы сказали врач. Василий тоже был вра­чом. Хирургом. Я не понимаю, за что? За что?

Варвара Антоновна глухо зарыдала, а Стае беспомощно посмотрел на Любу. Она придвинула один из стульев поближе к креслу.

—  Варвара Антоновна, послушайте меня. Да­вайте успокоимся. — Взяла ее руку, стала счи­тать пульс. — Скажите, вы пьете успокаивающие лекарства?

Сосновская перестала рыдать, растерянно по­смотрела на журнальный столик, на котором в беспорядке стояли пузырьки, валялись таблетки. Люба взяла одну из упаковок.

—  С врачом советовались?

—  Нет.

—  Что вас мучает? Бессонница, подавленное состояние?

Чуть оживившись, Сосновская заговорила и начала подробно описывать свое состояние. Гово­рила долго, не останавливаясь, Стае даже зевнул тайком. Люба же понимала, что утешать ее бес­полезно, будут слезы и упоминание через слово имени покойного мужа. И все. Варвару Антоновну надо просто отвлечь. Пусть целиком сосредото­чится на своем здоровье. Где болит, как болит, как долго болит. Главное, наладить с ней контакт.

—  Знаете, я сама по образованию врач, — в довершение  всего  сказала  Варвара  Антонов­на. — Я никогда не думала, что мне придется обращаться к врачу. Я ведь сама все знаю про лекарства. И у меня есть любое лекарство.

—  Очень хорошо, — спокойно сказала Люба.

—  Вы работаете в милиции? С ним? — Со­сновская кивнула на Стаса.

—  Что? В милиции? Нет, конечно. Мы просто хорошие знакомые со Станиславом...

—  Владимировичем, — прошипел Стае.        

—  Да, со Станиславом Владимировичем, — повторила Люба.

—  Но почему милиция? Что-то с Антошей?

В голосе Варвары Антоновны снова послыша­лись слезы.

—  Нет-нет, с чего вы взяли? — Стае догадал­ся, что речь идет о ее сыне.

—  Ну как же? Ведь с ним что-то происходит.

Я же мать. Я вижу.

—  Варвара Антоновна, а давно все это на­чалось?

—  Что началось? — испуганно спросила она.

—  Проблемы с вашими детьми?

—  С чего вы взяли? У моих детей нет ника­ких проблем! — В ее голосе зазвучала неожи­данная резкость. — У нас все хорошо, очень хорошо.

—  Как же? — спросил Стае. — Но ведь ваша дочь...

Люба покачала головой, давая понять, что разговаривать сейчас об этом не нужно. Стае вздохнул:

—  Скажите, Варвара Антоновна, ваш муж хорошо стрелял?

—  Стрелял? Он никогда не стрелял. — Жен­щина была удивлена. — Василий был великолеп­ным хирургом.

—  Ну, может быть, он на охоту ездил?

—  Какую охоту? — Она наморщила лоб, ви­димо, пытаясь что-то вспомнить. — Мы любили ходить в театры, на концерты. Василий очень любил симфоническую музыку. Но охота? По­чему вдруг охота?

—  У вас в доме есть оружие?

—  Извините, я не знаю.

—  А в армии он был?

—  Василий? —  Варвара  Антоновна  опять очень удивилась. — Василий вообще-то был бли­зорук. И к строевой был не годен.

— Вы с мужем были очень близки? Варвара Антоновна снова стиснула тонкими высохшими пальцами ворот траурного платья:

—  Как сказать, мне иногда казалось, что он любит меня не всем сердцем. Что его сердце отда­но какой-то другой женщине и что он не получил у нее взаимности. Но это всего лишь мои домыслы. Я уверена, что никакая другая женщина не могла стать ему таким чутким, нежным другом, как я. У нас были прекрасные отношения! Ведь так?

— Ну разумеется, — кивнула Люба. И ей очень захотелось взять Стаса за руку и вытащить его за дверь. Ведь точно так же он во­рвался и в ее жизнь именно в тот момент, когда больше всего на свете хотелось погрузиться в вечную спячку, жить воспоминаниями и тихо плакать. Так нет же, задает вопросы, ответ на которые и себе-то страшишься дать. «Были ли вы близки с мужем?»

—  Так,   значит,   Василий   Георгиевич   вам целиком и полностью доверял? — Стае не со­бирался отступать. — И семейный бюджет был целиком под вашим контролем?

—  Что? Деньги? Мы никогда  не заостряли внимание на таких меркантильных вещах. — Она даже поморщилась.

Стае же вцепился в эти ее слова, словно собака в сахарную кость.

—  Значит, вы не знали, сколько муж зараба­тывает денег, сколько оставляет себе, сколько из этого тратит, на что тратит?

— Деньги всегда лежали в буфете, на кухне. Между собой мы называли его «шкапчик». Ко­нечно, есть еще и банковский счет, как говорят, на черный день...

—  Со счета много денег сняли? — прервал ее Стае.

—  Сняли? Когда сняли? — растерялась Вар­вара Антоновна.

—  Ведь ходили же вы снимать проценты?

—: Проценты? Да, на Васины похороны что-то снимала. Но деньги там были те же, что и при жизни мужа. У нас общий банковский счет. И никакого другого. Это я знаю совершенно точно.

—  А большая сумма лежала в буфете? То есть в «шкапчике»?

—  Не знаю, — пожала плечами Варвара Ан­тоновна. — Я просто брала столько, сколько, мне было нужно, и тратила. Мои родители, конечно, не клали деньги в «шкапчик», давали мне в руки, поэтому иногда я туда даже и не заглядывала.

—  А ваши родители богатые люди?

—  Папа почетный академик, — с гордостью сказала Варвара Антоновна. — А мама пишет статьи о своих знаменитых предках. Их охотно публикуют солидные журналы. К тому же у нас отличная коллекция картин и прочих раритетов. Большей частью фамильных. Кое-что папа обме­нивает или продает.

—  Короче, в средствах вы не нуждаетесь и никогда не нуждались. Извините за нескром­ность, а нельзя ли заглянуть в ваш так называе­мый «шкапчик»?

—  Но разве вы имеете на это право? И я во­обще не понимаю сути вашего визита и всех этих расспросов.

—  Не имеем. А насчет сути: я расследую убийство мужа этой женщины. — Стае кивнул на Любу.

—  Но при чем же здесь Василий?

—  Я пытаюсь установить, был ли знаком ваш муж с мужем этой женщины.

—  Хорошо. Назовите мне фамилию.

—  Пока не назову, если моя версия не под­твердится, то не стоит травмировать ни вас, ни . ваших детей.

—  Ну хорошо, — снова повторила Сосновская. — Прошу.

Она первая вышла в просторный холл, потом в кухне широким жестом распахнула старинный буфет.

—  Вот здесь; на полочке. Стае сунул туда руку:

—  Но здесь же почти ничего нет!