Джулия Куин - Когда он был порочным
Черт, она проделала неблизкий путь в Шотландию только ради того, чтобы избавиться от него. Разве может женщина яснее продемонстрировать свои чувства?
А записка, которую она написала ему… что ж, она была куда менее многоречивой, чем письмо для Джанет и Хелен.
«Это было дурно с моей стороны. Прости меня».
За что ей было просить прощения - он отказывался понимать. Это он поцеловал ее. Может, она и ворвалась в его спальню против его воли, но у него довольно было мужества, чтобы признать, что она поступила так не потому, что рассчитывала, что он накинется на нее. Ее беспокоило, что он сердится на нее!
Она поступила необдуманно, но только потому, что тепло относилась к нему и ценила его дружбу.
А он взял и разрушил все это.
Он до сих пор не очень ясно понимал, как же так вышло. Он смотрел на нее, не мог оторвать от нее глаз. Этот момент запечатлелся в его памяти - ее розовый шелковый пеньюар, пальцы, судорожно сжимавшиеся, когда она говорила с ним. Волосы ее были распущены и перекинуты через плечо, а глаза были огромными и влажными от наплыва чувств.
А потом она отвернулась.
Вот тогда-то все и произошло. Тогда-то все и изменилось. Что-то стало вздыматься внутри, что-то, чему и названия не найдешь, и ноги сами понесли его к ней. И вдруг оказалось, что он уже на другом конце комнаты, всего в нескольких дюймах от нее, так близко, что можно коснуться ее, можно взять.
И тогда она повернулась к нему.
Тут- то он и пропал.
На этой стадии он уже не в силах был остановиться или прислушаться к голосу рассудка. Долгие годы он держал свои желания в железном кулаке, а теперь они вырвались, и он не мог не поцеловать ее.
Вот так просто все и произошло. Это не имело отношения ни к праву на выбор, ни к свободе воли. Может, если бы она сказала «нет», если бы попятилась и ушла… Но она не сделала ни того, ни другого; она просто стояла так тихо, что единственным звуком было ее дыхание, и ждала.
Ждала ли она поцелуя? Или она ждала, что он образумится и отступит?
«Какая разница?» - подумал он сурово, сминая пальцами клочок бумаги. Весь пол вокруг него был усыпан смятыми клочками бумаги. Нынче им владел бес разрушения, а выместить дурное настроение на писчей бумаге было легче всего. Он взял кремово-белую карточку, лежавшую на столе, и пробежал ее глазами, прежде чем отдать ее во власть безжалостных пальцев. Это было приглашение.
Он помедлил, потом прочитал карточку повнимательнее. Приглашение было на сегодня, причем не исключено, что он уже написал о своем согласии пойти. Он был почти уверен, что Франческа собиралась идти: хозяйка была ее давней приятельницей.
Может, следовало бы заставить свою жалкую персону подняться в спальню и одеться для бала. Может, следовало начать выезжать в свет и найти себе жену. Брак, конечно, не излечит его недуга, но ведь все равно придется жениться, рано или поздно. Лучше что угодно, чем вот так сидеть за своим письменным столом и пить.
Он встал, поглядывая на приглашение. Вздохнул. Ему совсем не хотелось ехать куда-то и общаться с сотней людей, которые все до единого станут расспрашивать его о Франческе. Вероятно, ему, как всегда, «повезет» и на балу будет полным-полно Бриджертонов, особенно женского пола, которые все были дьявольски похожи друг на друга: все с каштановыми волосами и широкими улыбками. Ни одна из сестер не могла сравниться с Франческой, разумеется: все они были слишком уж дружелюбные, эдакие открытые солнечные натуры. Им не хватало того, что так красило Фрэнни, - ореола тайны и ироничного блеска в глазах.
Нет, не хотелось ему проводить этот вечер в приличном обществе.
Лучше решить свои проблемы способом, к которому он столько раз прибегал раньше.
Найти себе женщину.
***Три часа спустя Майкл ступил на крыльцо своего клуба в отменно скверном настроении.
Из дома он поехал в «Прелестный дом», заведение, которое, честно-то говоря, было всего-навсего борделем, хотя борделем довольно высокого класса, и приличным, так что можно было быть уверенным, что женщины там были чистые и работали не по принуждению.
Майкл время от времени заходил туда, когда жил в Лондоне; большинство знакомых ему мужчин посещали «Прелестный», как они предпочитали называть это заведение, в тот или иной период своей жизни. Даже Джон бывал там, прежде чем женился на Франческе.
Майкл был встречен очень тепло самой мадам, которая была рада ему, как блудному сыну. У него такая репутация, объяснила мадам, и всем здесь так его недоставало! Девушки просто обожают его и частенько говаривали ей, что он из тех редких мужчин, которые не только хотят получить удовольствие, но стремятся удовольствие и доставить.
По какой- то причине эта льстивая речь не обрадовала его, напротив, оставила неприятный осадок. Он вовсе не чувствовал себя легендарным любовником, его репутация повесы изрядно ему надоела, и было решительно все равно, доставит он кому-нибудь удовольствие в этот вечер или нет. Он просто хочет получить женщину, которая поможет ему забыться хоть на несколько минут.
У них есть как раз такая девушка, заворковала мадам. Новенькая, но уже нарасхват, и он будет просто в восторге. Майкл только плечами пожал и позволил отвести себя к миниатюрной белокурой красавице, которая, как его уверили, была «самый смак».
Он потянулся было к белокурой крошке, но вдруг рука его безвольно упала. Нет, белокурая крошка не подходит. Слишком уж белокура. Не любит он белокурых.
И прекрасно, уверили его, и перед ним немедленно явилась роскошная брюнетка.
Слишком уж экзотична.
Рыжая?
Не годится.
Девушки выходили одна за другой, но все они были слишком юны, слишком стары, слишком пышнотелы, слишком худы, и под конец он просто выбрал какую-то наобум, решив, что просто закроет глаза и как-нибудь доведет дело до конца.
Его хватило на две минуты.
Он почувствовал дурноту, даже, пожалуй, панику, потоку что понял, что не может.
Не может любить женщину. Это было отвратительно. Унизительно. Проклятие, с тем же успехом он мог взять нож и превратить себя в евнуха!
В прежние времена он наслаждался женщинами, чтобы вытеснить воспоминание об одной-единственной женщине. Но теперь, когда он ощутил ее вкус, пусть даже это был один краткий поцелуй, все пропало!
Он направил стопы в свой клуб, где его не станут тревожить обожательницы. Целью его по-прежнему было, разумеется, изгнать лицо Франчески из памяти, и он очень надеялся, что алкоголь окажется эффективнее, чем восхитительные девицы из «Прелестного дома».
– Килмартин!
Майкл поднял глаза: Колин Бриджертон. Проклятие!
– А, Бриджертон, - хмуро отозвался он. Черт, черт, черт! Уж кого ему не хотелось видеть сейчас, так это Колина Бриджертона. Призрак Наполеона, с рапирой, нацеленной ему в горло, и то был бы предпочтительнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});