Владимир Ераносян - Суфлёр

- Спаси и сохрани…- молился я вслух. – Герой из меня никудышний. – Мне хотелось жить. Наверное поэтому мне захотелось есть. Проснувшийся аппетит отправил меня на кухню. Поиски чего-нибудь съестного увенчались успехом: в холодильнике лежал недоеденный кусочек филе семги, в хлебнице сохранилась треть батона. Я сделал себе бутерброды и налил еще чашку чая. Поставив незамысловатые яства на поднос, я возвратился в комнату и выгрузил свой поздний ужин на столик.

Проглатывая бутерброды, я думал о ней – о своей возлюбленной.

«Какая женщина! Почему она меня сторонится? Опять не захотела продолжения. Но дала понять, что я ей нравлюсь. Приняла подарок. Проявляла тогда, в «Горках», инициативу, приехала в гости. Она была здесь, а я не настоял на своем. Она мной играет как мальчиком. Заставила распаковать DVD-проигрыватель, изъявляла желание смотреть эротику… Сама искала фильм. Перерыла все диски. Я потом целый день наводил порядок. Диски… Фильм? – кусок бутерброда застрял в горле. – Когда я вернулся из ресторана, в пиджаке лежал какой-то диск. И карта памяти П2 тоже. Я их выложил. Не Инесса ли все это подложила? Не из-за этой ли большой флэшки весь сыр-бор? Не его ли искал бандит? Он где-то здесь, в этой комнате…»

Я словно ошпаренный подскочил к тумбе с аппаратурой. Расшвыряв во все стороны ее содержимое, я приступил к поискам. Я обнаружил на полках несколько дисков и пару карт П2 для камеры высокого разрешения, похожих на ту, подброшенную Инессой. «Зачем она это сделала? Использовала меня, подставила, впутала… – терзало меня внезапное озарение. - Видно догадывалась, что скоро к ней нагрянут «гости». Решила спрятать исходник и цифровую копиюк подальше от своего жилища. Для нее я всего лишь удобный хранитель ее чертовой реликвии. Злополучного исходника, из-за которого столько проблем у нее самой, и которые она вознамерилась разделить со мной, не поставив меня даже в курс дела. Обидно получить по ушам за то, чего не знаешь». - В процесс уже вмешивалась моя журналистская любознательность. Это не сулило ничего хорошего.

Я со злостью впихнул один из найденных дисков в плейер. На экране появился Познер.

- Нет, это не то, - позеленел я от раздражения. – Она развлекается со мной как со щенком, но не собирается выгуливать. А как быть с физиологией!? Она хочет делить со мной риск, опасность, но не постель. Где справедливость!?

Я нажимал на «плей» вновь и вновь, пока не увидел на экране нечто неожиданное. То, что обратило выражение моего лица в мимику дауна, отняло дар речи и разинуло рот. Узнать лицо Лорда было не сложно. Но не оно привело меня в ступор. Одним из главных действующих лиц любительского сюжета являлся человек, благодаря которому я стал вассалом полу-демона, мой испарившийся антрепренер Миша Зеленгольц…

Глава 23. Ритуал

На диске был записан какой-то странный ритуал. Я сразу узнал своего рыжеволосого импресарио. Я не спутал бы Мишу ни с кем, как бы не маскировался этот разговорчивый лицемер и несостоявшийся лицедей. Стараниями этого человека я оказался в мышеловке, где вместо сыра приманкой закрепили популярность, капканом же стала моя подпись на псевдо-договоре. А ведь около пятнадцати лет мы дружили и были «не разлей вода», как братья. У меня не укладывалось в голове, как Миша, столько раз разглагольствовавший о слове чести, благородстве, верности и воспевающий на всех углах порядочность, мог так поступить со мной. Я пожирал глазами экран телевизора…

Миша и еще пятеро незнакомых людей были облачены в белые балахоны, чем-то напоминающие туники. Вокруг них крутились бритоголовые парни в одинаковых черных куртках военного кроя с треугольными шевронами. Затем камера прошлась по стоящим напротив шестерки в белых одеяниях господах в синих смокингах. Где-то я уже видел такой смокинг…

Эта респектабельная шестерка выстроилась, как на параде, в шеренгу. «Синие смокинги» держали на изготовке пистолеты. Я узнал некоторых из них. Ну, конечно, лицо краснобая Порханова, приватизировавшего патриотизм, синтезировав из него шовинизм, выделялось колоритной родинкой и выпуклым подвижническим лбом. Среди них пребывал также известный генерал, уволенный в запас за конфликт с министром обороны и сколотивший фронду из бывших военачальников и «распогоненных» старших офицеров. Я узнал и крупную милицейскую шишку. Его фамилия, кажется, Ларичев. Я вспомнил его по телесюжету с брифинга УВД, касающегося убийства моего предшественника публициста Миная Сергеева. И Лорд. Гномообразным вельможей он стоял рядом с замысловатым, украшенным резьбой седалищем с подлокотниками в виде огнегривых жеребцов.

Человека, появившегося в кадре через несколько секунд, я тоже вспомнил. Дмитрий Вячеславович. Сей седовласый франт с профилем Наполеона поздравлял меня на банкете после вручения «Дерби», переименованного с его подачи в «Конька». Похоже, именно он диктовал моду «синим смокингам». Тогда, на церемонии, Лорд представил седого человеком из индустрии развлечений. Он сказал, что Дмитрий Вячеславович делает самые крупные шоу, умудряясь оставаться в тени.

Теперь этот великий, по словам Лорда, шоу-бизнесмен был облачен в пятнистую леопардовую накидку, подобную тем, что подбирают театральные костюмеры актерам, играющим средневековых королей. К трону и мантии для полной гармонии не хватало короны. Однако из того, как вел себя седой, явствовало, что он и без короны главный на этом маскараде, стилизованном под мрачное средневековье.

Лорд почтительно поцеловал ему руку. То же самое проделал человек с рыжим чубчиком. Я обратил внимание, что цвет его волос идентичен колору шевелюры Миши Зеленгольца, правда начес у Михаила был мощнее, а копна заметнее. И еще один крупный человек, камера запечатлела его со спины, осуществил ту же бесхитростную и скопированную с «Крестного отца» процедуру верноподданичества, задержавшись с поцелуем дольше других. Камера HD не дождалась, когда он закончит лобызания, и увела сюжет в сторону. Я лишь обратил внимание на лысину здоровяка. В ней угадывалось нечто до боли знакомое, но напряженное ожидание мешало проявить себя памяти. Да и мало ли в Москве людей с плешью на затылке…

Седой уселся в кресло и взмахнул рукой. Господа в смокингах одновременно прицелились. В зал ворвался грациозный черный жеребец. Он встал на дыбы, издав неистовое ржание. И тут я увидел нечто страшное – обреченный взгляд Миши Зеленгольца. В его светло-карих, обычно бегающих глазах, застыл ужас. Его взор сфокусировался в одной точке, и точка эта находилась на мушке наставленного на него ствола.

«Смокинги» стреляли в упор, прямо в головы жертв. Люди в балахонах вели себя по-разному. Одни кричали, другие молили о снисхождении, третьи проклинали. Мишаня плакал, рассчитывая на слезы как на последний аргумент, способный выпросить у палача помилование. Но действо, так похожее на спектакль, на фарс, на пародию масонских посвящений, сопровождалось реальным убийством шести человек. Оружие палачей не были театральной бутафорией, и кровь пролилась настоящая.