Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Я-то, конечно, была в восторге, потому что еще не слишком хорошо представляла себе, что такое брак. Была, правда, одна деталь, которая меня смущала. Я уже писала, что на моей карьере можно было ставить крест, и, беря меня замуж, Марк ставил под удар свое будущее. Надо сказать, что и его биография была несколько подмочена — любой человек с маломальски независимым характером не мог не столкнуться с нашими комсомольскими деятелями. Не помню уже, из-за чего первоначально он с ними поругался, но приписали ему общение с «нежелательными иностранцами». Самое смешное, что нежелательные эти иностранцы были знакомыми его отца, абсолютно необходимыми ему по роду деятельности. Не знаю уж, кто по этому поводу звонил в деканат, скандал замяли, но совсем стереть его следы не удалось, и Марк остался в Москве, несмотря на все связи отца, хотя и на приличной работе, связанной с языком.

Я боялась, что если он женится на мне, то заграница для него будет навсегда закрыта — а зачем же тогда люди кончают наш институт? Я не считала себя вправе требовать от него такой жертвы. Но он отнесся к этому как-то легкомысленно: сказал, что через несколько лет все забудется, а впрочем, ему все равно — с милой рай и в советском шалаше. То ли он все же надеялся на влиятельных знакомых отца, то ли предчувствовал, что в стране скоро многое изменится — в отличие от простых смертных его отец мог уже кое-что знать, а об остальном догадываться… Мне хотелось думать, что он так меня любит, что в ситуации выбора: я или карьера — он выбрал меня. Сейчас я в этом сомневаюсь: слишком уж он оказался большим эгоистом; впрочем, так сложно разобраться в мотивах, которые движут человеком, заставляя его совершать те или иные поступки, настолько противоречивы они подчас бывают.

В общем, Марк принял решение, и все как-то быстро закрутилось-завертелось, так что к тому времени, как родители Марка приехали в Москву, они попали с корабля на бал — прямо на нашу свадьбу. Саму свадьбу я вспоминаю как-то смутно — уж очень неудобно и скованно ощущала я себя при его родственниках, особенно смущала меня его мать, которая смотрела на меня явно неодобрительно. Не могу сказать, чтобы и мои родные все как один хорошо отнеслись к Марку: если моя мама приняла его всей душой — он принадлежал к тому типу мужчин, которые ей всегда нравились, — то Юра сразу его невзлюбил, хуже того, у них с Марком с первого взгляда возникла взаимная антипатия.

Но вот свадьба осталась позади, и выяснилось, что поторопились мы зря: отца Марка почти тотчас же снова послали в загранкомандировку, на этот раз в Турцию, и мы снова остались одни в квартире. Сначала все шло хорошо, мы любили друг друга так же, как и до свадьбы, хотя с того момента, как мы расписались, Марк постепенно становился все более требовательным и придирчивым. Но сначала меня это мало волновало; мы открывали друг друга, и хотя часть того, что я узнавала, меня не радовала, все равно это было страшно увлекательно.

С Марком я первый раз в жизни почувствовала себя привлекательной женщиной — до встречи с ним мне лишь изредка удавалось забыть о своих комплексах, и я всегда считала, что мужчины ценят во мне скорее ум, чем внешность. Но Марку я понравилась сначала именно и только как женщина, он проявил ко мне чисто плотский интерес, и я всегда, до самого нашего расставания, неизменно его привлекала и возбуждала. Он вдохнул в меня уверенность в себе, по его взгляду даже в самые бурные моменты наших ссор я видела, что он меня хочет. С тех пор я веду себя как красивая женщина, так, как вела бы себя на моем месте моя мать, истинная красавица, и, как ни странно, окружающие верят в то, что я красива, хотя объективно это совсем не так.

Но мало того, что благодаря Марку я избавилась от комплексов, — он заставил меня измениться не только душевно, но и телесно, что, наверное, было труднее. Как только он почувствовал свою власть надо мной, то есть понял, что может делать мне замечания, не опасаясь, что я сбегу, то принялся меня изводить. Собственно говоря, замечания — это слабо сказано. Он действовал, исходя из принципа «цель оправдывает средства», и взаправду заставил меня исправить в своей внешности все, что можно было исправить. Он буквально издевался надо мной, заставляя каждое утро заниматься зарядкой — и я похудела на пять килограммов за два месяца и с тех пор уже двенадцать лет сохраняю свой вес. Какие слова он только не находил, чтобы я привыкла ходить с прямой спиной — и с тех пор у меня великолепная осанка, я не горблюсь даже тогда, когда мне совсем плохо. А как он, с его великолепной пластикой, передразнивал меня, имитируя некоторые мои неуклюжие движения, так что я, даже рассерженная, не могла удержаться от смеха — и научилась изящно ходить и двигаться, как фея — по крайней мере так называлась на языке пантомимики та походка, которую со мной отрабатывал Марк, — он в детстве занимался в самодеятельной студии.

Но дело не ограничивалось только этим — он безжалостно высмеивал мою, надо честно признать, не всегда безупречную манеру одеваться. Как он вышучивал мои новые вельветовые брючки — последний писк моды, — в которых мои ноги казались кривоватыми (что имело под собой реальное основание), чуть ли не кавалерийскими! С тяжелым сердцем я выбросила эти штаны и с тех пор все время следила за тем, как я хожу, как ставлю стопы при ходьбе, — и сейчас всем знакомым мужчинам мои ножки кажутся чуть ли не идеальными. А моя любимая шляпка-таблетка, которую он с самыми лучшими намерениями швырнул прямо в лужу! Согласна, что она была слегка претенциозна и явно меня старила, но мне до сих пор ее жалко. А как он издевался над моими неумелыми попытками заняться макияжем — и я в конце концов научилась краситься так, чтобы выглядеть лучше, а не хуже, чем я есть в действительности.

Когда я каждое утро смотрю на себя в зеркало и нравлюсь себе, когда я иду по улице и ловлю на себе то восхищенные, то откровенно похотливые взгляды мужчин, я прекрасно понимаю, что во многом это заслуга Марка. Казалось, ему нравилось это занятие — окончательная отделка уже не совсем гадкого утенка, завершающая его заключительное превращение в лебедя, и особенно ему нравилось любоваться достигнутым результатом.

Я могла смириться со всеми его шуточками и довольно-таки язвительными замечаниями только потому, что мы обладали великолепным чувством юмора, и оно нас спасало. Оно очень долго спасало наш брак — до тех пор, пока спасать стало нечего.

Сейчас, когда с момента нашей встречи прошло двенадцать лет и почти десять лет, как мы расстались, я понимаю, что мы оба в этом виноваты, но моя доля вины все-таки больше. Марк оказался очень требовательным мужем — нет, не в том аспекте, в котором об этом говорят фригидные дамы, — в этом плане мы удовлетворяли друг друга до самого последнего момента. Просто он требовал, чтобы жена была дома, когда он приходит с работы, чтобы на столе всегда был обед и чтобы жена понимала и принимала его маленькие прихоти. Я тогда считала его поведение эгоистическим, сейчас я понимаю, что нормальная жена сочла бы его чуть ли не идеальным мужем.