Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Вслед за Марком я вошла в его комнату; меня приятно удивило, что здесь было прибрано и уютно. Одну стену целиком занимала красивая книжная стенка, забитая дорогими книгами в хороших переплетах. Я села в стоявшее у письменного стола кресло. Марк вытащил откуда-то альбомы, о которых шла речь, это действительно было чудо полиграфии, которое простым смертным в Союзе не могло и присниться. Меня позабавило, что он не положил их передо мной на стол, а унес в дальний угол комнаты, где стояла широкая софа, накрытая строгим зеленым покрывалом, как бы призывая меня присоединиться к нему на этом просторном ложе. Я улыбнулась и перешла на софу.

Так состоялось мое первое знакомство с Дали: полулежа, голова к голове, мы с Марком медленно перелистывали страницы альбома. Он смотрел в основном на меня, а не в книгу и изредка отпускал какие-то замечания насчет Гала[4]. Я заметила, что дыхание у него постепенно учащается. Он встал и принес с кухни бокалы, куда налил «клюковку» — это был единственный напиток, оказавшийся у него в баре. Потягивая на удивление крепкую настойку, я поняла, что это для меня слишком, и попросила кофе. Марк вздохнул: чувствовалось, как ему не хочется уходить из комнаты, где его стараниями уже была создана интимная атмосфера и все располагало к дальнейшему сближению. Я сдержала улыбку, встала и пошла за ним на кухню: мне нравилось слегка его мучить и держать в состоянии неуверенности — удастся или не удастся? — я-то для себя давно решила, что раньше утра из этого дома не уйду.

Кофе немного прояснил мне голову — не то чтобы она не кружилась, нет, кружилась, но теперь уже не от алкоголя, а только от присутствия Марка и какого-то особого присущего ему запаха — очень мужского. Я вдруг вспомнила, что мы еще ни разу не поцеловались, и решила, что это немедленно надо исправить. В общем, когда мы снова вернулись в комнату, нам уже было не до Босха. А софа оказалась действительно очень уютной и, главное, удобной… Последнее, что мне ясно запомнилось из событий того вечера, — это торжествующее выражение на лице Марка, ликование мужчины, одержавшего победу. Он так никогда и не узнал, какая легкая это была победа, — ведь еще в тот момент, когда я услышала его голос в телефонной трубке, мне стало понятно, чем кончится наша встреча. Но уже тогда я обладала частичкой женской мудрости — я знала, что для мужчины ценно только то, чего он долго и упорно добивается.

Как вы уже поняли, я не из тех, кто вечно ждет своего волшебного принца, отвергая всех обычных мужчин, которые обращают на них внимание. К чему и для кого хранить свою добродетель? Как говорит одна моя любимая литературная героиня, люди сильно переоценивают состояние непорочного девичества[5]. Мне уже исполнилось двадцать два года, и я давно рассталась с той преградой, которая одна только и отличает девушку от женщины. Конечно, я могу показаться легкомысленной особой, да, наверное, я такая и есть. Но в одном я убеждена: любовь часто приходит не до, а после. Во всяком случае, именно так произошло тогда с нами.

Эта была феерическая ночь… Нам казалось, что мы просто созданы друг для друга — во всяком случае, наши тела. Все было так изумительно… Никакого стеснения, никаких колебаний или сомнений, почти никаких слов, только иногда: «А если попробовать так?». Это был, как его назвали бы ревнители общественных нравов, «голый секс», но сколько счастья он нам принес! Чистая радость — и мы хохотали вдвоем, потому что нам было так хорошо, что мы не могли не смеяться! Не было ни прошлого, ни будущего, мы существовали только здесь и сейчас, наши тела сливались, принося нам обоим взаимное наслаждение, и нам это «низменное занятие» казалось величайшем благом, доступным человеку. Более того, у меня было крамольное ощущение, что в момент наивысшего экстаза сливаются не только наши тела, но и наши души — души до того совершенно незнакомых друг с другом людей. Я не выношу, когда в моем присутствии утверждают, что секс есть нечто низшее и второстепенное по сравнению с высшими духовными отношениями, я убеждена, что тот, кто не испытал высочайшего взлета чувств при чисто физическом акте, когда, кажется, слившиеся тела и души растворяются в бесконечном океане блаженства, не может знать, что такое настоящая любовь.

Утром выяснилось, что если у нас нет прошлого, то будущее все-таки есть. Я не пошла на работу, мне это было просто — я считала себя там человеком временным, Марк же куда-то позвонил и долго и убедительно врал что-то про срочный перевод. Этот день мы так и провели у него дома, разгуливая голышом по квартире в те редкие перерывы, когда не находились в горизонтальном положении, и до бесконечности принимая вдвоем прохладный душ — духота в Москве стояла неимоверная. Кстати, тогда же я впервые поняла, насколько наши ванны неудобны для нормальной человеческой жизни — в них так тесно даже просто сидеть, прижавшись друг к другу, а если еще при этом и двигаться, то надо проявлять чудеса акробатики. Впрочем, мы были тогда молоды, здоровы и спортивны…

Как-то само собой получилось, что через день я к нему переехала. Моя мама проводила свой отпуск в доме отдыха, так что контролировать меня было некому, да и никакими силами меня дома было не удержать. У родителей Марка была длительная командировка, и о них мы не беспокоились. Мы просто жили бок о бок и занимались любовью, хотя о ней никогда не говорили, — и все было прекрасно. Я так и не поняла, когда наше исключительно плотское влечение друг к другу перешло в любовь, да это и не важно.

О женитьбе, как ни странно, заговорил первым он. Мы прожили вдвоем уже полгода, и о том, что будет дальше, я предпочитала не думать — в конце концов, разве важен штамп в паспорте, если любимый человек рядом с тобой? Но у его родителей кончался срок пребывания за границей, они собирались возвращаться в Москву, и Марк начал серьезно задумываться о будущем, что в данном контексте означало: а где мы с ним будем жить? Не у моей же мамы на семиметровой кухне нашей однокомнатной квартиры!

Я предложила оставить все как есть, но Марк посчитал это неприличным — продолжать жить вместе с родителями в их собственной квартире в нерасписанном состоянии — или, скорее, боялся, что его родители сочтут это неприличным. Подозреваю, что он даже ездил советоваться по этому поводу к своему старшему брату Сергею — тот был сыном рано умершей первой жены его отца и, несмотря на то, что всегда жил отдельно, был для Марка авторитетом. О том, чтобы снова разъехаться по разным домам, мы и помыслить не могли, и в конце концов Марк в приказном порядке потащил меня в загс. Не думаю, чтобы он сам был от этого в восторге — покажите мне мужчину, который добровольно и с песнями идет терять свою драгоценную свободу, — просто он не видел другого выхода.