Татьяна Устинова - Близкие люди

– Куда? – переспросил Степан недоверчиво. Он отлично знал, что Черный дачу свою ненавидит и почти никогда на ней не бывает. Дача была передана в полновластное тещино владение, а Чернов в нее только деньги вкладывал.

– На дачу я поехал, на дачу, – повторил Чернов, несколько повысив голос, – чего это ты так изумился? Я с женой в очередном разводе.

– Внеплановом? – удивился Степан. Про семейную жизнь Чернова он тоже все знал. – Вроде у вас развод по плану на начало лета намечался?

– Намечался на начало, а получился сейчас. Но мы из графика не выйдем, мы в начале лета опять разводиться начнем…

У них был такой юмор, и всю жизнь они отлично понимали друг друга.

Ну и как жить, если подозревать даже самых близких?

Таких близких, как Черный, который хоронил Степанову мать, взяв на себя все, что нужно в таких случаях. Степан беспробудно и мрачно пил, а черновские родители на своих шести сотках откармливали клубникой его сына Ивана.

Как жить, если окажется, что он, Павел Степанов, тридцати восьми лет от роду, ничего не знает о жизни и о людях вокруг него?!

– Сашка позвонила, когда я уже почти к дому подъехал.

От Профсоюзной до моей дачи как раз полтора часа езды, ну и я в магазин заезжал, за водкой там, за колбасой… Я повернул и в обратную сторону поехал. Вот и все дела. Остальное при тебе происходило.

Степан зачем-то потрогал плоскую голову рабочего, к которой была намертво прикручена каска.

– Белов, теперь ты.

– Ну ты даешь, Степ… Ладно. Дознание так дознание. Я приехал из Сафонова где-то около часа. Потом обедал. Потом поехал в “Линию график”. – Так называлось агентство, которое разрабатывало фирменный стиль для “Строительных технологий”. Агентство было не из последних, поэтому, как правило, не гора шла к Магомету, а именно Магомет к горе. – Там я с дизайнерами кофе пил часа три, наверное. Кофе пил и макеты смотрел. Шесть забраковал, а четыре тебе привез на согласование, вон они в портфеле лежат, можешь проверить, раз уж у нас дознание… Потом в офис вернулся и до полвосьмого бумажки разбирал Потом уехал.

– Домой?

– Нет, – буркнул Белов и покосился на Петровича, который сидел в кресле, сдвинув пятки по стойке “смирно”, и курил из деликатности в кулак. От его сигарет в комнате образовалась нестерпимая махорочная вонь. – К любовнице. Надеюсь, ее телефон ты у меня требовать не будешь?

– Пока не буду, – пообещал Степан. По крайней мере Белов не врал. – А бумажки ты где разбирал? Тут или в переговорной?

Иногда, чтобы не видеть физиономий друг друга, они усаживались с “текучкой” в переговорной.

– Тут, конечно. Вас не было никого, все тихо было, спокойно…

– Дверь, когда уезжал, за собой запер?

– Я ее всегда за собой запираю. Тем более я знал, что никто из вас уже не вернется.

– Сашка?

Она встрепенулась и посмотрела на Степана несчастными и отчаянными глазами. Платиновые волосы были заправлены за уши. Уши горели малиновым огнем и казались до того раскаленными, что Степану захотелось убрать от них волосы подальше – как бы не вспыхнули.

Черт побери все на свете!..

– Я была здесь, – сказала она и зачем-то взглянула на Чернова, – я была здесь целый день. Из своего кабинета почти не выходила. Когда пришли уборщицы, полчаса с ними проговорила. На них программисты жалуются, что они от усердия все время шнуры из гнезд выдирают, и компьютеры “виснут”. Ну вот… Потом представительские расходы считала, что-то мне показалось, что мы очень много за март истратили, запуталась совсем, снова начала… А потом откуда-то дым повалил, и Миша прибежал Калинин, программист, сказал: “Сашка, кажется, мы горим!” Я выскочила в коридор, ну а дальше все известно…

– Петрович, – попросил Степан, – возьми ты, Христа ради, пепельницу! Ты бы еще в карман стряхивал, честное слово!

Саша встрепенулась, чтобы ринуться за пепельницей, но Чернов ее опередил. Он взял со своего стола тяжелую малахитовую пепельницу и сунул ее прорабу. Виновато улыбаясь, прораб неловко затушил в ней сигарету.

– Такой красоты вещь, – посетовал он в пространство, – ее в руки-то взять боязно…

– А чего ее брать? – весело сказал Чернов. – В нее курить нужно, а не в руках носить!

Что-то не то было с этой пепельницей.

Что-то с ней явно было не то, и Степан взялся рукой за лоб, торопясь сообразить, что именно. Саша ему мешала – смотрела в пол, теребила в пальцах какую-то бумажку, сворачивала, разворачивала. Пальцы были длинные и розовые, с ногтями, похожими по форме на миндальные орешки. Кольца посверкивали благородно и неярко. Чернов тоже смотрел на ее пальцы, и на лбу у него собрались морщины.

– Мне тоже рассказывать, Павел Андреич? – спросил прораб, откашлявшись. – Или не надо?

– Ты, Петрович, можешь ничего не рассказывать. – Сделав усилие, Степан отвел глаза от Сашиных пальцев и снова посмотрел на пепельницу. Ну что, что с ней могло быть не то?! – Про тебя мне все ясно. Ты среди ночи вздумал роман писать, а тебе бумаги не хватило. Правильно говорю?

– Ты всегда правильно говоришь, Андреич, – пробормотал прораб смущенно, – в самый корень смотришь.

И все замолчали. Только Чернов, шумно фыркая, тянул из кружки кофе.

– Тебе в твоей армии не объяснили, что так фыркать неприлично? – не выдержал наконец Белов. – Или там все так делают?

– Может, поедем, ребята? – попросил прораб жалобно – он очень не любил, когда они при нем ссорились, – и снова закурил. – Поздно уже, чего сидим-то?..

Степан проследил за мозолистой прорабской ручищей, которая описала дугу и приблизилась к малахитовой, дивной красоты пепельнице, замерла над ней и деликатно стряхнула вонючий серый пепел.

Черт побери.

Степан отвел взгляд и быстро посмотрел снова, боясь ошибиться.

В пепельнице лежали рядышком два окурка. Два. А Петрович потушил в ней только один.

– Саша, – спросил Степан рассеянно, – а уборщицы у нас во сколько убираются?

– Обычно в восемь начинают, – ответила удивленная Саша, – ну, то есть когда как. Если у нас тут совещания или праздники, то позже, конечно, а что?

– А откуда они начинают? – Степан знал ответ на этот вопрос, хотя до сегодняшнего дня уборщицы его совершенно не интересовали.

– Отсюда. А что, Степ?

– Пол плохо помыт? – спросил Белов и с интересом посмотрел себе под ноги. – Или ты решил, что они тоже должны тебе рассказать, где были и что делали до часа “икс”?

– Может, и они должны, – проговорил Степан спокойно. Теперь он знал совершенно точно, кто именно вытащил из его сейфа тетрадку Володьки Муркина и кто заставил охранников тушить унитаз. Осталось только пережить это. – Давайте по домам, мужики. Время двенадцатый час, а завтра с утра всем на работу. И опаздывать я никому не советую.