Сотерия - Яна Бендер
– Здесь есть фен? – поинтересовалась я у санитара, отходя от Германа.
– Есть, а зачем тебе? – глядя на мои мокрые волосы и руки, прикрывающие верхнюю часть туловища, уточнил он.
– Рубашку высушить.
– Повесь на солнышке. Я тебе дам другую.
12.29.
Он принес мне чистую белую футболку.
– Держи, это Германа, – произнес он.
Я надела её, утонув в белоснежной ткани.
– Великовато, – заметила я.
– Сойдёт, – улыбнулся мне мой подопечный.
Я тяжело вздохнула, и мы втроём отправились в столовую, когда Герман оделся.
Пока они обедали, я прополоскала от мыла свою одежду и повесила сушиться на верёвке с обратной стороны клиники.
13.17.
– Странно, мама сегодня не приезжала, – вспомнил Герман, садясь на кровать.
– Может быть, она приедет вечером, – подбодрила я его.
– Возможно.
– Что будем делать?
– Спать…
– Ты устал?
– Да. А ты нет?
– Я тоже.
Обнявшись, мы крепко уснули. В его мир мы больше не возвращались. Какой теперь в этом был смысл, если нам и в реальности хорошо вдвоем?
15.47.
Мы проснулись и отправились на прогулку. В саду было прохладно.
– Прости меня, – произнес Герман, сидя на скамье рядом со мной.
– За что? – удивилась я.
– За то, что ты попала в больницу.
– О чем ты? Тебе не за что извиняться. Ты ни в чем не виноват.
– Виноват, – признался он.
– Объясни, – попросила я.
– Еремеев умер из-за меня, поэтому, в качестве мести, меня хотели лишить самого дорогого… Тебя.
– Не придумывай.
– Я всего лишь рассуждаю логически.
– Нет. От Еремеева ты защитил меня. В этом нет… ничего такого, за что меня могли бы убить. Всё в порядке, как бы жутко это не звучало.
– Я чувствую себя виновником всех твоих бед…
– Герман, это паранойя.
– Зря я вернулся к этой теме.
16.08.
Мы услышали скрип ворот и голос Ольги Павловны.
– Встретишь маму? – предложила я.
– Как? Вани нет, а на тебя я опираться на стану.
– Почему это?
– Ты после операции.
– Тогда не опирайся, а обними и вперёд!
Он недоверчиво улыбнулся. Я встала со скамьи и подошла ближе. Он бережно обхватил мою талию и поднялся на ноги. Я чувствовала только лёгкое прикосновение. Он старался идти самостоятельно, чтобы не причинить мне вреда – ещё одно доказательство того, что он не псих. У умалишённых нет чувства жалости и сострадания.
Когда мы вышли из-за угла, мама моего подопечного остановилась и чуть не расплакалась, увидев нас.
– Боже, – повторяла она, – Боже, сынок!
Он подошёл к ней и обнял. По её щекам потекли слезы.
– Яна, ты выздоровела? – уточнила она, выглядывая из его объятий.
– Да, Ольга Павловна, всё в порядке, – ответила я и направилась в клинику.
Обнаружив Ваню, я попросила его помочь Герману добраться до палаты. Через несколько минут они втроём показались в холле.
16.23.
Мы с санитаром оставили мать и сына, а сами отправились в комнату для персонала.
– Чай будешь? – предложил мне мой коллега.
– Давай, – согласилась я.
Он подал мне горячую кружку с фруктовым ароматом и сел рядом.
– Как у вас с Женей дела? – поинтересовалась я.
– Отлично. Всё воскресенье провели вместе… Она такая…
– Да знаю я! И не один год! – не смогла я сдержать улыбку. – О чем вы час могли болтать?
– Обо всем на свете. Я безумно влюблен в её голос, в её дыхание…
– О, да ты можешь начинать писать для неё стихи!
– Могу… Наверное… А вы чем с Германом занимались, пока меня не было?
– Где? – сделала я вид, что не понимаю, о чем он говорит.
– В душевой.
– Ну, ты ушел на целый час… А он, что? Должен был под водой стоять всё это время!
– И ты решила ему помочь?
– А чего ты переживаешь? – усмехнулась я.
– Пациента мне тут растлеваешь!
– Он не против.
– Конечно, он обеими руками за! Ты только представь, мужику тридцать шесть лет, а у него ещё ни разу не было женщины.
– Можно подумать, что у тебя была! – фыркнула я.
– Была, – выпалил он.
– Одна?
– Две… даже три!
– Да чего уж там? Говори сразу «двадцать».
– Ну, не двадцать, а три точно было.
– Так ты «бэушный»? Надо Женьку предупредить…
– Так! Не надо! Я сам!
– Ладно, ладно…
– Хочешь сказать, что ты чистая?
– Ага, – ответила я, сделав глоток чая.
– Да ладно? – оживился он.
– Представь себе…
– Ни с кем? Никогда?
– Ни с кем. Никогда.
– С ума сойти!
– Сходи. Тут тебя и положат, полечат, – засмеялась я.
– Да, блин! А Женя?
– Это уж ты сам спрашивай.
– Ну хоть намекни, – взмолился он.
– Нет. Все вопросы к ней.
– Ладно, – протянул он.
– Вот и отлично.
– Ян?
– Ну что?
– У тебя даже с Германом ничего не было?
– Даже с ним.
– Вы же так часто остаётесь наедине…
– Вань, усмири свою фантазию.
– Ладно, ладно.
Мы допили чай в тишине и отправились в палату.
17.00.
Я остановилась у двери и прислушалась.
– Тебе родители не говорили, что это некультурно? – шепотом спросил у меня санитар.
– Что некультурно? – так же тихо уточнила я.
– Подслушивать чужие разговоры.
Я не стала отвечать ему, а только обострила свой слух.
– Ты же понимаешь, что я стараюсь и борюсь изо всех сил больше для нее, чем для себя? – раздался осторожный голос Германа.
– Я тебя ни в чем не осуждаю, даже наоборот… Ты – большой молодец, и я тобой бесконечно горжусь… Ты у меня самый замечательный сын, – ответил женский голос.
Я постучала и приоткрыла дверь.
– А вот и Яночка пришла… – заметила Ольга Павловна. – Я, наверное, пойду.
Она вышла из палаты и попросила меня проводить её.
– Как он? Есть прогресс? – поинтересовалась она, выведя меня на улицу.
– Вы же сами видите. Он теперь может самостоятельно ходить. Сегодня даже принял душ без помощи санитара.
– Да, я знаю. Он мне сказал.
– Всё хорошо. Он идёт на поправку.
– Господи, Яна! – с тоской воскликнула она.
– Что такое?
– Я так хочу, чтобы вы были счастливы вместе!
– Давайте не будем торопить события.
– Просто пообещай мне, что не предашь его. Второй раз в жизни он этого не вынесет.
– А кто его предал в первый раз?
– Ты знаешь, почему он оказался в психиатрической больнице?
– Да, он мне рассказывал.
– Тогда, ты должна знать, что в первый раз его предала я. Я не поверила ему и не защитила. Результат – двадцать один год в смертельной рубашке под транквилизаторами. Ты бы простила за такое?
– Не знаю, – честно ответила я.
– А он простил.
Наступило молчание. Она замерла и всмотрелась в одну точку.
– Извини меня, я пойду.
Она
