Иден Дороти - Призрачная жена

Мы вышли на террасу — там никого не было — и остановились в полумраке. Насыщенный ароматом цветов воздух, сияющая луна. И эту в высшей степени подходящую обстановку жестокий Отто выбрал для обольщения.

— Мы останемся здесь еще на одну неделю, — внезапно заявил он.

— О нет! Я должна вернуться в Лондон. И если ты думаешь, что время заставит меня изменить мое решение, то ошибаешься. Дело не в моей скромности, просто я реалистка. Если я позволю тебе заниматься со мной любовью, ты вернешься домой с ощущением, что не напрасно потратил время, а я окажусь брошенной, — мой голос задрожал, — и я буду вспоминать твои объятия… Мне не нравится жить одним мгновением, как тебе.

— Порой мгновение стоит этого. — Он погладил мою руку, а я не нашла в себе сил отодвинуться. — Возможно, ты опасаешься, что забеременеешь. Выбрось этот страх из своей головки. Даю тебе честное слово — даже если ты и не веришь моим обещаниям, — что в этом случае, я немедленно женюсь на тебе.

Я чуть насмешливо улыбнулась.

— Боже мой, Отто, мы живем не в средние века. Существуют способы избежать этого. Если бы я хотела использовать этот трюк, то прибегла бы к нему гораздо раньше, с Айвором, и прожила бы всю оставшуюся жизнь с оскорбленным мужем.

— Возможно, — рассеянно сказал он. — Меня самого это не заботит… — Он не договорил фразу, которую начал, и стал молча ходить взад и вперед по террасе, в то время как я бездумно наблюдала за ним.

В течение той недели передо мной ни разу не возник незнакомец, который, как я предполагала, прятался за его улыбчивостью и добродушием. Я была уверена, что выйду за него замуж, если он попросит меня об этом.

Неожиданно он сказал с прежним хорошим настроением:

— Пойдем спать, Луиза. В наши отдельные комнаты. Завтра мы поднимемся рано и отправимся в горы. Что ты на это скажешь?

Итак, это была моя первая победа. Но уснуть мне не удалось. Я вспоминала странное напряжение, чувствовавшееся в голосе Отто каждый раз, когда он говорил о своем желании иметь детей, а не внуков. Кристина, его болезненная жена, подарила ему только двоих. И теперь ему была нужна жена, которая родила бы ему еще несколько детей. И я, происходящая из большой семьи, видимо, казалась стоящей кандидатурой. Но он не хотел рисковать. Ему нужны были гарантии, прежде чем он отважится на решительный шаг. В случае неудачи меня бы презрительно отодвинули в сторону, хотя я верила, что он любит меня. Но почему он так страстно хочет детей?

Этого я не могла выяснить до тех пор, пока он не женится на мне. Не разобравшись в этом, я не могла позволить себе заиметь ребенка…

Ночью меня мучили кошмары, но утром я проснулась с мыслью, что мое предположение верно и Отто хочет, чтобы я забеременела. Я не имела ничего против этого, но сначала на моем пальце должно было появиться обручальное кольцо.

Я стала вести себя столь осмотрительно, что к концу нашего пребывания в "Форменторе" Отто решил лететь в Лондон вместе со мной.

Я не позволила ему этого, сказав, что небольшая разлука пойдет нам только на пользу. Если мы обнаружим, что скучаем друг без друга и хотим быть вместе, что помешает нам пожениться? Мы сможем переписываться. Это будет более безопасно и благоразумно, чем прогулки при лунном свете.

— О Боже, но почему ты должна быть благоразумной? — вспыхнул Отто. — А если бы я попросил тебя сейчас выйти за меня замуж, ты привела бы в ответ те же аргументы?

— Разумеется, — сдержанно ответила я. — Я должна быть уверена в своем муже. Мне не хотелось бы сначала выйти замуж, а потом разводиться.

Но мои чувства говорили мне совсем о другом. Я мечтала стать его женой, поехать с ним в Монеборг и раскрыть все его секреты. Но я не была уверена в глубине его чувств ко мне. Хотя он, конечно, любил меня. Он не смог бы изобразить такую нежность и страсть. Милый Отто, я сама была влюблена в него. Настаивая на своем, я рисковала потерять его, но я должна была пойти на этот риск. Если у его настойчивости была какая-то причина, ее следовало обнаружить раньше, чем мы оказались бы бесповоротно связаны брачными узами. Возможно, в письмах он будет более откровенным, особенно если станет скучать.

Он получил свою неделю в "Форменторе", теперь я должна получить время для исполнения моего замысла.

Мы поступили так, как хотелось мне, и обнаружили, что очень сильно тоскуем друг без друга.

Я возненавидела Лондон с его дождями и облачностью, и дни, проведенные на Мальорке, показались мне еще более идиллическими.

Я не знала, что Отто думал о датских женщинах, но на своем опыте убедилась, что у него просто талант к написанию любовных писем. Он говорил, что никогда не занимался подобными вещами раньше, и сейчас они удаются ему только потому, что он пишет их мне. "Я все время думаю о твоих прелестных серьезных глазах", — писал он. Или: "Вчера из Англии пришло чудесное известие, ты написала, что соскучилась по мне". И еще: "Я все время вижу перед собой твою черноволосую головку, поэтому не могу смотреть на других, хотя Эрик говорит, что в Дании тоже много красивых женщин. Даже странно, до какой степени меня это не интересует".

Значит, он рассказал брату обо мне. Это говорит об искренности его намерений. Но он ни разу не упомянул своего сына Нильса и не писал о его отношении к тому, что происходит.

Через четыре недели после моего возвращения в Лондон я получила его ультиматум:

"Луиза, наша разлука не имеет никакого смысла. Я все время думаю о тебе. Ты должна приехать в Данию. Наши законы гласят, что ты должна прожить здесь шесть недель, прежде чем мы сможем пожениться. Неужели этого времени недостаточно для тебя? Я встречу тебя в аэропорту Коструп первого мая, а потом в течение полутора месяцев буду знакомить тебя с моей страной. Как это ни глупо для сорокашестилетнего старика, но я чувствую себя влюбленным".

Мой редактор Тим совсем потерял терпение. Он видел, что я совершенно ничем не могу заниматься, сидя в Лондоне, поэтому его интересовало, какие у меня планы на лето. Узнав, что я собираюсь в Данию, он нашел эту идею интересной.

— Но я могу не вернуться назад.

Тим Макфарлайн был маленьким человечком, но его ум компенсировал недостаток роста. Он посмотрел на меня своими честными проницательными глазами, и я почувствовала, как сильно люблю и уважаю его. Он был единственным человеком в Англии, который догадывался о моем возможном отъезде из страны.

— Значит, он викинг? А я думал, испанец, раз ты познакомилась с ним на Мальорке.

— Ты слишком многое видишь, — проворчала я. Неужели это так заметно?

— Конечно, заметно, тем более для любящих тебя людей. Ты выглядишь слишком рассеянной. Что это за парень? Он достоин тебя?