Кэтрин Коултер - Блондинка в черном парике

В комнате было очень много дневного света, он лился сквозь широкие окна, которые выходили на безупречно ровную лужайку с газоном, протянувшуюся на добрую сотню ярдов до самого края дубовой рощи. Ее ввели туда двое мужчин, подталкивая вперед, так, что она чуть не падала на колени. Положив свои ручищи ей на плечи, они заставили ее сесть у его рабочего стола. Он улыбался ей в лицо, но не сказал ни слова, пока те двое не вышли, тихо притворив за собой дверь. Потом сказал, тыча в нее пальцем:

– Ты жалко выглядишь в этих серых тряпках, Салли! А волосы! Ты только взгляни на них: все спутаны! Ты даже не потрудилась накраситься в честь встречи со мной, лицо без макияжа, на губах – ни следа помады! В следующий раз придется попросить, чтобы они как-то занялись тобой перед тем, как приводить ко мне.

Она слышала каждое слово и всякий раз чувствовала боль, которую он намеренно старался ей причинить. Но понимание быстро угасло, сменившись безучастностью. Она только слегка пожала плечами, совсем чуть-чуть, ведь так трудно заставить свои плечи подняться и опуститься, чтобы изобразить этот жест.

– Ты пробыла со мной уже почти неделю, Салли, но тебе ничуть не стало лучше. Ты по-прежнему страдаешь манией преследования. Если ты слишком глупа, чтобы понять значение этих слов, что ж, придется сказать попроще. Ты – сумасшедшая, Салли, просто чокнутая, и такой останешься. Для тебя не существует лекарства. А теперь, уж если мне придется смотреть на твою физиономию еще какое-то время, отчего бы тебе по крайней мере не произнести что-нибудь? Может, даже споешь маленькую песенку, хотя бы ту, что ты обычно напевала в душе? Да, я знаю, что ты пела под душем. Так как?

Странно. Хотя ее сознание больше не воспринимало смысл, все же неприкрытая злоба, откровенная жестокость задели за живое. Каким-то образом ей удалось приподняться, наклониться вперед и плюнуть ему в лицо.

Он выскочил из-за стола, вытирая лицо рукой. Рывком подняв Салли на ноги, он ударил ее так сильно, что она покачнулась и рухнула на пол. В тот же миг дверь распахнулась и в комнату влетели те двое, что притащили ее сюда.

Интересно, они пекутся о его безопасности?

Салли слышала, как он сказал:

– Она плюнула в меня, а потом набросилась. Принесите мне три миллиграмма халдола. На этот раз никаких пилюль. Нужно слегка успокоить нашу бедняжку!

Нет! Она знала, что, если они дадут ей еще хоть немного этой гадости, она умрет. Она это знала, знала... Собрав все силы, Салли, пошатываясь, поднялась на ноги. Подбежала к широкому окну. Слыша за спиной крики, она бросилась прямо в стекло. На мгновение взлетела, воспарила, стряхивая с себя осколки стекла, взвиваясь все выше над прекрасной лужайкой, улетая прочь от него, от всех ужасов, связанных и с ним, и с этим местом. Потом она уже больше не летела. Она слышала визг и осознала, что это визжит она сама. Салли почувствовала, как боль наваливается на нее, давит, тянет вниз, все ниже и ниже, пока не наступила темнота и прекрасное Ничто...

Но крик не прекращался. Как же так?! Она не может кричать, она же без сознания!

Следующий крик заставил ее мгновенно проснуться. Девушка приподнялась на кровати и напряженно прислушалась. Кричали здесь, в доме Амабель, а вовсе не в ее сне. Салли не шевелилась, только ждала и ждала... Кот? Нет, это был человеческий голос, крик боли – уж ей ли не знать! Бог свидетель, за последний год она наслушалась этого достаточно.

Кто же это? Амабель? Накануне вечером тетушка уложила ее еще в девять часов, положив сверху целых три одеяла, двигаться не хотелось, но Салли заставила себя выбраться из теплой постели. В маленькой комнате для гостей было холодно, как в холодильнике, и черно, как на дне иед1, миною котла. У Салли не было халата, только длинная фланелевая ночная рубашка. Скотт терпеть не мог ее ночные рубашки, он ненавидел... нет, к черту Скотта, не надо о нем думать! На самом деле он для нее ничего не значит, уже давно перестал значить.

В кромешной тьме Салли с трудом нашла дорогу к двери и, осторожно толкнув, открыла ее. В узком коридоре царила такая же темнота. Салли подождала немного, потом еще немного, не желая услышать этот крик, но чувствуя, что ей придется его услышать. И точно, снова раздался этот ужасный вопль. Может, в нем прозвучало удивление, сейчас она не могла бы сказать с уверенностью. Ступая по полу в одних носках, она двинулась в сторону спальни Амабель. Снова послышался крик, Салли споткнулась и опрокинула столик. Кричали снаружи, она была в этом уверена. Это не Амабель, слава Богу, с ней все в порядке. Тетя, наверное, знает, что предпринять.

Что же это было? Салли потерла ушибленное бедро и поставила столик на прежнее место у стены. Вдруг дверь в спальню Амабель внезапно распахнулась.

– Что происходит? Салли, это ты?

– Я, Амабель, – прошептала Салли. – Я услышала, как кто-то кричал, и подумала, что это вы. Что это?

– Я ничего не слышала. Возвращайся в кровать, дорогая. Наверное, ты видела дурной сон, и поэтому тебе послышалось. Господи, ты белая как полотно. Тебе действительно снились кошмары?

Салли кивнула, потому что так оно и было. Но ведь крик звучал несколько раз, снова и снова, он не мог быть частью ее сновидения. Ее кошмар – это воспоминания, которые она ненавидела, но ничего не могла поделать с ними. Они всегда приходили к ней во сне, когда она была против них бессильна.

– Иди в кровать. Бедная девочка, ты вся дрожишь, как осенний лист, ложись скорее.

– Но я слышала крик дважды. Сначала мне показалось, что это вы, но потом я поняла, что кричат на улице.

– Нет, детка, на улице никого нет. Ты так устала, за последние несколько дней произошло столько всякого, что я бы не удивилась, если бы ты услышала «Роллинг Стоунз», орущих на предельной мощности своих легких. Это был всего лишь ночной кошмар, не более того. Не забывай, дорогая, что мы в Коуве. Здесь никогда ничего не случается. Если ты и вправду что-то слышала, то, поверь мне, это был ветер. Возвращайся в постель.

Салли вернулась к себе. Она лежала, но не могла расслабиться и напряженно ждала. Ей было так холодно, что она даже подумала: интересно, замерзнут ли слезы на щеках, если она заплачет. Она готова была поклясться, что услышала, как тихо открылась и закрылась дверь, но ей не хватило духу встать и посмотреть, в чем дело. Она было расслабилась, но потом снова одеревенела в предчувствии проклятого крика. Но криков больше не было. Возможно, Амабель и права. Салли была совершенно измотана, а крик во сне был жутким и до ужаса реальным. А может, она и впрямь ненормальная – параноик, шизофреник, психопатка... Они целых полгода называли ее чем-то в этом роде. Интересно, если бы она воочию увидела человека, который действительно кричал, это тоже было бы галлюцинацией? Плодом ее воображения? Не исключено. Нет, сейчас она не станет об этом думать, это слишком больно. Под утро она наконец уснула и на этот раз без снов.