Замок - Владимир Моисеевич Гурвич
— Почему они не приедут? — удивилась Мария. — Все обещали приехать. Разве не так?
— Так, — подтвердил Каманин. — Но они могут передумать даже в последний момент.
— Все сразу? — недоверчиво покачала головой она.
— Достаточно одного, умеющего убеждать многих. Такой человек станет лидером и убедит остальных. На самом деле, это совсем не трудно.
— Но кто может быть среди них лидером?
— Сейчас это не важно, хотя у меня есть пара кандидатур.
— Ты сам не веришь в то, что говоришь. — Мария задрала голову вверх. Солнце уже высоко поднялось на небосклоне и поливало землю огненными струями. Она перевала взгляд на своего спутника и заметила влажные следы пота на его лбу. — Все, идем обратно, посидим в тени, — тоном, не предполагающим возражение, проговорила она.
Каманин бросил на Марию взгляд и решил не спорить.
— Хорошо, давай постоим тут несколько минут и вернемся, — предложил он компромиссный вариант. Каманин посмотрел вдаль, но никакого движущего по дороге транспорта не было ни видно, ни слышно.
Странно, что он так сильно волнуется, подумала Мария. Пожалуй, таким она видит его впервые. До сих пор она была уверенна, что дети, бывшие жены мало занимают места в его мыслях и чувствах. Но, кажется, она ошибалась, просто он умеет скрывать то, чего не желает показывать другим. Включая ее. Она поймала себя на том, что ей немного обидно, он мог бы быть и откровенней с ней. А он все равно держит ее на некоторой дистанции. И она не знает, как ее преодолеть. Да и можно ли это сделать вообще?
Да, разумеется, она ясно дает себе отчет в том, что таких людей на земле единицы. Но много ли это меняет в их отношениях? Она же готова признать факт его неординарности, более того, этим гордиться. Но при этом надо ли так ему закрываться, надевать на свою душу железный панцирь? Ей ли не знать, насколько она уязвима.
— Как полагаешь, как все пройдет? — вдруг ворвался в ее мысли вопрос Каманина.
— Все будет замечательно, вот увидишь.
— Все замечательно точно не будет, — усмехнулся он. — У каждого ко мне из тех, кто приедет сегодня, накопилась целая гора претензий. Кстати, обоснованных. Даже у твоего Андрея.
— У него-то какие к тебе могут быть претензии? — удивилась Мария.
— Я ему мало даю денег.
— Ты вообще не должен их ему давать, это моя обязанность.
— Это ты так думаешь, но не он. Не присваивай никогда свои мысли другому человеку. То, что Андрей твой сын, ровным счетом не имеет никого значения. Как только ты его родила, он сразу же стал чужим для тебя человеком. Даже нет, когда он еще пребывал в твоем чреве, уже был таковым.
— Ты любишь говорить страшные вещи, Феликс.
— Говорить страшные вещи я как раз не люблю. Просто мне дано понимание, насколько в нашем мире все страшно устроено. И когда мы вдруг становимся жертвой этого мироустройства, нас это сильно удивляет. А удивляться следует скорей доброте, а не жестокости. Пойдем, Машенька, назад. — Каманин посмотрел на часы. — Пора бы им уже приехать.
8
Небольшой автобус мчался по шоссе. Впереди, рядом с водителем, развалясь, насколько позволяло кресло, сидел Антон Каманин. Хотя вовсю работал кондиционер, с его лба все равно стекал липкий пот. И мужчина, пыхтя, то и дело смахивал обильную влагу платком.
— Антон, мы сильно опаздываем, может быть, попросить водителя ехать скорей, — произнесла Анастасия Владимировна.
— Ничего страшного, мама, — отозвался Антон. — Даже если приедем на часок позже, ничего не случится. Пусть он нас всех подождет, ему это даже полезно.
— И в чем тут польза? — спросил Ростислав. — Самая плохая привычка — опаздывать. Поверь мне, Антон, как бизнесмену, я знаю, что говорю. У нас, если человек часто не приходит на встречу вовремя, то может утратить репутацию надежного партнера.
Антон не без усилий развернул назад свое грузное тело и посмотрел на Ростислава.
— С какой стати, Ростислав Феликсович, вы говорите мне «ты»? — спросил он.
— А надо говорить «вы»? Если память мне не изменяет, мы все же родные братья.
— Не родные, а сводные. Да и в последний раз мы встречались, наверное, лет десять назад. Так что ни о каких близких отношениях речи идти не может. А я к тому же очень не люблю панибратства.
— Как пожелаете, Антон Феликсович, — пожал плечами Ростислав. — Хотя нам всем выкать просто смешно.
— Не спорьте, мальчики, — проговорила Анастасия Владимировна, не без некоторой тревоги переводя взгляд с одного спорщика на другого. — Антон, прошу тебя, будь снисходительней.
— Мама, я снисходителен, иначе я бы не сидел сейчас в этом автобусе. Поверь, у меня на данный момент много более важных дел.
— Ах, да, вы же большой государственный деятель, — засмеялся Ростислав. — И как я мог об этом запамятовать. Спасибо, что напомнили, Антон Феликсович.
— Да, я занимаюсь государственными делами. И не вижу в этом ничего постыдного. Кто-то же ими должен заниматься. А вы, Ростислав Феликсович, насколько мне известно, не являетесь сторонником нашей партии.
— Оказывается, кое-что вам про меня известно. Это приятно, что тобой интересуется столь важная персона. Не поверите, но это возвышает меня в собственных глазах.
В автобусе на несколько мгновений воцарилась тишина, если не считать шума мотора. Все почувствовали, что назревает серьёзный конфликт.
— Послушайте, господа, давай отложим важные разговоры до другого случая, — проговорила Эмма Витольдовна. — Мы все здесь собрались совсем для других целей. Я предлагаю прямо сейчас наложить мораторий на выяснения отношений между нами. Поверьте, это никому не принесет пользы. А настроение себе сильно подпортим. Я знаю, о чем говорю, у каждого из нас немало накопилось обид и на Феликса и друг на друга. Если мы станем придерживаться этого правила, то поступим мудро. Да и Феликс одобрит этот наш поступок.
— Я с вами согласна, Эмма Витольдовна, это действительно правильно, — сказала Анастасия
