Татьяна Устинова - Подруга особого назначения

— А картошка зачем? — спросила Варвара строго, глядя, как в раковину проворно летят коричневые очистки. Алые до нелепости ногти хищно сияли. — Картошка с мясом!.. Хуже только торт с маргариновыми розами!..

— Не хуже! Картошка с мясом хороша в своем роде, а торт с розами в своем. Или плоха.

— Плоха, — подтвердила Варвара. — Картошку варить или жарить?

— Варить. Мясо жарить. Картошку варить. И то и другое жарить — вредно. А ты чего в этом халате? Стряслось что-нибудь?

— Стряслось, — вздохнула Варвара, — а картошку давай все-таки пожарим! У нас на работе сегодня один придурок помер, и я чуть под машину не попала. Вернее, я попала, но… не очень.

— Как — не очень?! — возопила подруга, оставив «придурка» без внимания. — Как это можно попасть «не очень»?! Ты что, на красный переходила?! Или на зеленый?! Если на зеленый, то надо в суд подать, чтобы компенсацию выплатили! У тебя свидетели есть?

— Тань, ну что ты говоришь?! Какой суд, какие свидетели?! Хорошо, что с миром отпустили, да еще до дому довезли и с меня никакой компенсации не потребовали! Машина такая… солидная была. Большая. И хозяин… солидный.

Почему-то неожиданно и слишком ясно вспомнились серые глаза, темные из-за очень густых и коротких прямых ресниц, большие руки, и еще голос, и уютный автомобильный свет, и то, как она потом ковырялась на дорожке, размахивая сумкой.

Фу, как ужасно!..

— И из сумки все украли, — продолжила Варвара с тоской, — пока я поднялась, отряхнула пальто…

— Как — все?! — ахнула Татьяна. Она ахала и ужасалась, но про картошку с мясом не забывала ни на секунду — посолила, помешала, а теперь внимательно и с удовольствием принюхивалась. — Денег сколько было?

— Пятьсот рублей. И паспорт еще!.. Теперь придется в милицию тащиться, и в фотографию, и в домоуправление, и еще, небось, в сберкассе платить, а там очереди! Я только две недели назад заграничный паспорт оформляла, думала, что мне конец придет. Оказывается, в нашей стране победившего капитализма все повально едут за границу. Ты что-нибудь об этом слыхала?

— Нет, — призналась Таня.

— Я тоже не слыхала. А тут ко мне в международном отделе пристали — оформляй да оформляй паспорт. Мы компания современная, у всех наших сотрудников непременно должны быть паспорта!.. Вдруг шефу взбредет в голову меня на стажировку отправить в Лондон или в Нью-Йорк!

— А он… моет… опраить? — спросила Таня с набитым ртом.

— Нет! Но это неважно. Важно, чтобы у международников в компьютере были данные — Варвара Лаптева, секретарь, паспорт номер такой-то. Тань, я с этим паспортом валандалась три недели. И теперь что — заново начинать, следующий оформлять?! — Тут Варвара совершенно неожиданно для себя заревела.

Вроде и не собиралась, и все как-то отступило и улеглось, и халат она достала, и курицу съела, и почти позабыла о том, как нахальный водитель весело называл ее бабкой, — и заревела!

Ревела она долго, со вкусом, подвывала и всхлипывала. Таня косилась на нее, подцепляла со сковороды лепестки картошки, молча жевала и ни о чем не спрашивала.

Как хорошо, что есть подруги, которые знают, когда можно спрашивать, а когда лучше жевать картошку и молчать. Раз есть такие подруги, и жареная картошка, и мясо, и тортик — значит, наплевать на Ивана Александровича и его машину и на его болтуна-шофера, вот только денег жалко, и паспорт…

— Хватит рыдать, — приказала Таня, и Варвара послушно утерлась рукавом халата, — сейчас все пережарится, и получится гадость. Давай лучше есть.

— Я решила худеть, — объявила Варвара за чаем с ломтем «тортика». Некстати пришедшую на ум Вику Горину она прогнала.

— По Монтиньяку хорошо, — подсказала Таня. — У нас в бухгалтерии одна девица на пятнадцать килограмм похудела. Только картошку нельзя и белый хлеб, а все остальное можно, даже шоколад.

— Свежо предание, — вздохнула Варвара и водрузила на свою тарелку еще один ломоть торта, — по-моему, на пятнадцать килограмм можно похудеть, только если кардинально изменить образ жизни.

— Как?

— Так. К примеру, страшно разбогатеть и перейти на устрицы и креветки. И есть их до конца жизни. В теннис начать играть. Знаешь, как это шикарно — сегодня с утра у меня теннис и сауна, позвони мне после обеда, когда я уже буду пить свой чай из трав и заедать его булочкой из неочищенных злаков…

— У меня каждый день с утра теннис, сауна и неочищенные злаки, — буркнула Таня. — Сначала сауна с Васькой, а потом теннис с родителями. Иногда наоборот бывает. В смысле сначала теннис, а потом сауна. Слушай, Лаптева, давай лучше еще выпьем. За нас, умниц и красавиц. Мы же с тобой умницы и красавицы. А, Лаптева?

— Только почему-то никто этого не замечает, — пробормотала Варвара, — хоть топись. Шеф три месяца назад обещал повысить, в помощники перевести, а вместо этого…

— Что?

— Труп, — внезапно выпалила Варвара, вспомнив, что так и не рассказала подруге самую важную новость. — Слушай, Танька, у нас сегодня в офисе одного мужика прикончили!

— Как… прикончили? — спросила Танька и взялась пухлой ручкой за собственный рельефный бюст — с той стороны, где положено быть сердцу. Глаза у нее засверкали. — Как в фильме «Улицы разбитых фонарей», да? Ты сидишь за столом, и тут врываются четверо в масках, и кидают всех на пол, и убивают твоего шефа, а ты вызываешь милицию и становишься врагом мафии…

— А потом на тебе женится милицейский майор, — закончила за подругу Варвара, — и не мечтай даже. Никто не врывался и на пол не кидал. Прости.

— Да ну тебя.

— Правда, Тань. Конечно, все было так, как будто он сам по себе умер, а я думаю, что его убили.

Таня отняла руку от груди, подперла подбородок и посмотрела на нее с настороженным интересом. Мелко завитые кудри на голове вздрогнули и тоже вроде как нацелились на Варвару.

Лет восемь назад во время какого-то семейного праздника из плоской хрустальной вазы, водруженной в центр низкого серванта, пропали бриллиантовые серьги Таниной свекрови. Серьги были старинные, единственные уцелевшие от некогда громадного наследства, которое оставила своим детям свекровина то ли пра-, то ли прапрабабка. Свекровь убивалась и рыдала. Свекор бегал со склянкой в руке, и от него на весь дом несло валокордином. Танин муж, тогда еще горячо и безумно любимый, прятался за Таню, гости настороженно переговаривались, уверенные, что «продолжение банкета» не сулит им ничего хорошего, — свекровь кричала, что положила серьги в вазу пять минут назад, потому что у нее «уши отваливаются». Серьги были тяжелыми, и бриллиантов в них было много.

Варвара серьги нашла.