Татьяна Полякова - Трижды до восхода солнца

Берсеньев сказал мне:

— Не увлекайся, милая. — И отправился вслед за ней.

Наташа тут же взяла меня в оборот, но ее монолог, хоть и поучительный, длился недолго.

— На самом деле понимания в нем кот наплакал, — не очень вежливо перебила я. — А терпения и вовсе нет. Запишите меня к косметологу, я приду одна и избавлю себя от необходимости слушать его ворчание.

Наташа согласно кивнула, улыбнулась, сделала запись в журнале, а потом проводила меня до кабинета хозяйки.

Развалившись в кресле, Сергей Львович пил кофе. Ольга сидела напротив, обворожительно улыбаясь, а я задалась вопросом, что такого особенного женщины в нем находят.

— Милая, ты меня поражаешь, — сказал Берсеньев. — Неужели все? Я-то думал, что ждать придется часа три-четыре.

— Я прекрасно знаю, что больше чем на полчаса тебя не хватит, — ответила я не без ехидства и попросила, обращаясь к Ольге: — Можно и мне кофе? Кофе я, конечно, получила.

— Как себя чувствует Максим Игоревич? — спросил Берсеньев, убрав с лица улыбку и изобразив на физиономии что-то скорбно-сочувственное. Ольга пожала плечами.

— Звонила ему сегодня. По-моему, он до конца не осознал…

— Поговаривают, он не прочь продать газету. И покупатель уже есть.

— Своими планами он со мной не делился, — ответила Ольга.

— Без Натальи Петровны газета будет уже не та, — покивал Берсеньев.

— Вы не были на похоронах, — укоризненно заявила хозяйка, Берсеньев вновь кивнул.

— Не мог отменить важную встречу.

— Понимаю, — вздохнула Ольга и добавила задумчиво: — Знаете, мне кажется, Наташа была в вас немного влюблена.

— Мне тоже так казалось, — мило улыбнулся он. Скажу откровенно, и с моей стороны возник определенный интерес. Вот я и поспешил прекратить все это. Не в моих правилах вносить раздор в семью, тем более такую крепкую. Я бы даже сказал, образцовую.

— Редкий брак бывает совершенно безоблачным, — заметила Ольга.

— По-моему, Наташа не из тех женщин, для которых влюбленность — обычное дело.

— Тут как раз дело не в Наташе. Она слишком много времени уделяла своей работе. Мужчины этого не любят.

— Мне казалось, Максим Игоревич полностью разделяет взгляды супруги. Газета для обоих стала смыслом жизни. Разве нет?

— Для Наташи именно так, но Максим… мужчины эгоистичны, не в обиду вам будет сказано. Максим не исключение. Он бы предпочел, чтобы Наташа куда больше времени уделяла ему. Хозяйкой она была никудышной, о чем сама не раз говорила…

— Зато человек, безусловно, неординарный,

— Конечно. Но мужчины зачастую не ценят то, что имеют.

— Вы меня заинтриговали. — Берсеньев выпрямился в кресле, а потом перегнулся поближе к хозяйке. — Только не говорите, что увлечения были у Максима Игоревича. Ни за что не поверю.

— Напрасно. Он заставил Наташу страдать. Теперь, когда ее уже нет, он наверняка горько об этом сожалеет.

— Вот уж действительно внешность обманчива, — вздохнул Берсеньев. — Максим Игоревич — и вдруг похождения на стороне.

— Он вовсе не был ловеласом, — поторопилась нести ясность Ольга. — Но… год назад серьезно увлекся одной девушкой. Наташа рассказывала, что та несколько раз приходила в редакцию, давала рекламу через газету. В редакции они с Максимом, как видно, и познакомились. Наташа ни о чем не догадывалась, связь эта продолжалась несколько месяцев. ― Но в конце концов кто-то ей сообщил?

— Максим Игоревич. Для Наташи это был гром среди ясного неба.

— Честность не всегда похвальна, — удрученно заметил Берсеньев.

— Он хотел с ней развестись, — добавила Ольга, а Берсеньев поднял брови: — Не может быть.

— Очень даже может. Он решил развестись с Наташей и жениться на этой девице. Она моложе его лет на двадцать, обычная пустышка, но молода и красива. Наташа пробовала его вразумить, но он был глух к ее доводам. Девица его точно околдовала. Он хотел развода и требовал своей доли имущества, ведь молодую жену надо содержать, девица не из тех, кто предпочитает зарабатывать деньги своим трудом.

— А газета кому из супругов принадлежала? — невинно поинтересовался Берсеньев.

— Формально — Наташе. Максим вел переговоры о продаже… Наташа, конечно, не могла этого допустить и занята очень жесткую позицию. Девица, сообразив, что вместо денег ее ожидает долгое судебное разбирательство с неясным исходом, попросту его бросила. Максим раскаялся, умолял жену его простить. Наташа, конечно, простила. Но ее женское самолюбие было уязвлено.

— Еще бы. Променять ее на красивую дурочку, поддакнул Берсеньев. — То-то она мне намекала, что их отношения с Максимом Игоревичем давно себя изжили. Но как им удалось сохранить эти события и тайне? Представляю, как бы радовались злопыхатели.

— Вот именно. Наташа доверилась только мне, мы давние подруги, у Максима, слава богу, хватило ума вести себя прилично. Некоторое время после прими рения их отношения были натянутыми, но долгие годы совместной жизни многое значат… Максим чувствовал себя виноватым, а тут еще эти бесконечные угрозы… Все это вновь сблизило их, Максим так трогательно о ней заботился, так старался поддержать… и вдруг все рухнуло… Теперь он казнит себя… этот последний год мог быть совсем другим, пони маете?

— Да, ему не позавидуешь, — кивнул Берсеньев, а я впервые подала голос:

— Вы рассказали следователю об увлечении Максима Игоревича?

— Конечно, нет. — Женщина посмотрела на меня с недоумением и добавила: — Не знаю, с какой стати я вам все это рассказала. Наташа взяла с меня слово, что я буду молчать. Не хотела, чтобы кто-то узнал. Она ведь очень самолюбивый человек… была, ― А ее муж в курсе, что она с вами откровенничала?

— Не думаю, Наташа все свои проблемы решала сама и в сочувствии не нуждалась. Даже со мной редко что обсуждала. Тогда был особый случай. И я ни разу не дала ему понять, что знаю об этой истории.

— Рассказать о ней следователю все-таки стоило, — не удержалась я.

— Не вижу смысла. Она не имеет отношения к гибели Наташи. А давать повод для всяких сплетен я не хочу. — Она перевела взгляд с меня на Берсеньева, должно быть досадуя на свою откровенность. Но кое-какие мысли у нее, скорее всего, появились, может, фантастические с ее точки зрения и все же беспокоящие. Женщина уставилась на свои руки и повторила упрямо: — Я дала слово Наташе.

— Вообще-то, вы его уже нарушили, — напомнила я и удостоилась ее гневного взгляда. Берсеньев посмотрел на меня укоризненно.

— Не беспокойтесь, о нашем разговоре никто не узнает, — поспешно заверил он Ольгу. Ему она, может, и поверила, но на меня смотрела враждебно, видимо, я не производила впечатления человека, свято хранящего чужие тайны. Принимать это близко к сердцу я не стала.