Филлис Уитни - Лунный цветок

Он позволил ей уйти, и она повернулась и побежала через холл в свою комнату. Она была напугана, как никогда в жизни. Джером жил в своем собственном мире, где существовала только его правда, а настоящая правда не имела никакого значения.

XVI

Дождь, наконец, прекратился, но когда Марсия проснулась, в саду стоял туман. В комнату лился серый свет, и она тихо лежала, прислушиваясь к легкому дыханию Лори на соседней кровати. Она слышала звуки, доносившиеся из других комнат — слышала, как встал Джером, как он завтракал.

Она вновь ощутила напряжение, вновь переживала события вчерашнего вечера. Она подождала, пока он уйдет из дома, потом встала и тихонько оделась.

Суми-сан поставила лунный цветок Алана в гостиной. Марсия увидела его там и перенесла наверх, на свое любимое место на верхней веранде, выходящей в сад. С тех пор, как стало достаточно тепло, она часто сидела здесь, любуясь садом, горами и серыми крышами Киото.

Она поставила цветок у перил, чтобы солнце освещало его в любом положении. Каким он выглядел высоким и крепким! Осматривая цветок, она увидела небольшие утолщения, которые должны были стать бутонами цветов. Цветок был осязаемым доказательством дружбы Алана. Как сейчас ей хотелось с ним поговорить!

Она обязательно должна сегодня с кем-нибудь поговорить. Может быть, с Нэн? Нэн давно знала Джерома. Нэн могла знать о таких темных сторонах его ума, о которых не знала его жена. И ей казалось, что последнее время Нэн ей сочувствовала. Но прежде всего она должна обсудить, как быть с Лори.

Когда Марсия вернулась в спальню, девочка уже встала и одевалась. Марсия осторожно причесала ей волосы, заплела чудесные темные пряди в длинные косы.

— Я думаю, что мы очень скоро поедем домой, — сказала она дочери. — Как только сможем достать билеты на самолет. Ты хочешь вновь встретиться со своими подружками?

Лори отшатнулась, выдернув косу из рук матери.

— Домой? Но мой дом здесь. Папочка говорит, что я нужна ему. Он говорит, что я больше никогда, никогда не покину его. Осенью он отдаст меня в школу.

Значит, он так далеко зашел с Лори?

— Боюсь, что это невозможно, — проговорила Марсия. — Кроме того, ты, конечно, захочешь вернуться в свою школу в Беркли, где все твои друзья.

— Нет! — встревоженное лицо Лори побелело. — Я больше никогда не покину моего отца. Если я ему нужна, то я останусь с ним в Японии навсегда.

— Но я уезжаю домой, — сказала Марсия.

Лицо Лори сморщилось, губы задрожали, но она держалась на расстоянии от матери.

— Я не могу поехать с тобой, мамочка. Мне придется остаться здесь. Придется!

Марсия поцеловала ее в щеку, на мгновение прижала к своему лицу ее маленькое испуганное личико, откинула назад волосы с неожиданно вспотевшего лба.

— Не беспокойся об этом, моя милая. Мы что-нибудь придумаем. Давай теперь позавтракаем.

Но ее небрежные слова скрывали внутренний страх. Она не могла забыть ни выражения глаз Джерома прошлой ночью, ни звук его голоса, когда он громко выкрикивал угрозы.

После завтрака Томико пришла поиграть, и Марсия велела Суми-сан присматривать за детьми, пока она не вернется. Потом она пошла вверх по холму к дому Нэн.

Маленькая машина Нэн стояла перед домом, а сама Нэн сидела на пороге, отдуваясь.

— Ха! — весело окликнула она Марсию, когда та проходила через ворота. — Вы сегодня рано. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Марсия заколебалась.

— Я только хотела с вами поговорить. Но если вы уходите, разговор можно отложить.

Нэн отбросила обувной рожок и встала. В своем сером костюме и сшитой на заказ блузке она выглядела крепкой и энергичной. Несколько мгновений Нэн изучала лицо Марсии, потом взяла со ступенек рядом с собой дамскую сумочку.

— Поедем со мной и поговорим по дороге. Я еду в питомник карликовых деревьев выбирать деревце для американского клиента. Вам это может быть интересно, да вам и полезно выбраться из этого дома. Где Лори? Вы не хотите взять ее с собой?

— Нет, — отрицательно покачала головой Марсия. — Я хочу поговорить с вами о Лори.

Нэн умудрялась вести машину в потоке японского транспорта и одновременно слушать, причем и то и другое она делала хорошо. Когда по узким улочкам они выбрались на широкую магистраль, Марсия рассказала ей о том, что случилось вчера, как к ним приходили Чийо и Ичиро. Их приход был прелюдией к гневу Джерома.

— Мне было жаль Ичиро, — призналась Марсия. — Я всегда думала, что японцы — не эмоциональные люди. Но вчера на лице Минато-сан отражалась целая гамма чувств.

— Мысль о неэмоциональности японцев возникла из-за того, что их этому учат с детства, — сказала Нэн. — До пяти-шести лет их чувства не подавляют, но потом крышка закрывается. В более старшем возрасте выказывать свои чувства — значит быть плохо воспитанным. Если умирает ваша мать, вы улыбаетесь. Если вы ненавидите свою свекровь, вы ей кротко кланяетесь и делаете то, что она велит. Все это создает впечатление, что японцы внешне жизнерадостные счастливые люди, при этом еще и цивилизованные, с которыми можно ладить. Ни повышенных голосов, ни криков на улицах. Но посмотрите, как они плачут на пьесах театра Кабуки, когда они могут себе позволить дать выход своим чувствам! Посмотрите, как они расслабляются после чашки саке. И посмотрите, как они взрываются, когда пар копится слишком долго. Я бы сказала, что Минато-сан — это пример слишком долго подавляемых эмоций. У него все совершенно перепуталось из-за того, что в юности его учили солдатскому ремеслу, а потом все, совершенно все оказалось не так, как его учили. Я надеюсь, что он поедет в Кобе и получит это место.

— Почему Чийо не едет в Кобе со своим мужем? — осторожно спросила Марсия. — Мне кажется, она должна быть довольна тем, что он успокоится и пойдет работать.

Нэн некоторое время молча вела машину.

— Это не так просто. Во-первых, есть мадам Сетсу.

— Мы всегда возвращаемся к мадам Сетсу. Что же на самом деле у нее за болезнь? Почему кто-то другой не может ухаживать за нею?

Нэн нетерпеливым жестом оторвала руку от руля.

— Признаюсь, что я устала от этих секретов, предназначенных для защиты Харуки Сетсу. Лично я считаю, что нужно было вам рассказать ее историю с самого начала. Я подчинялась желанию других, но я делала это слишком долго.

— Значит, вы мне расскажете?

— Я расскажу вам хотя бы часть ее истории, — согласилась Нэн. — Во время войны она спасла жизнь Чийо. Чийо считает, что ее жизнь принадлежит ее кузине до тех пор, пока мадам Сетсу в ней нуждается. Болезнь Харуки — это полный уход от жизни. Она никуда не ходит, она ни с кем не встречается, кроме членов своей семьи. И временами ее трудно считать нормальной. В эти моменты за нею нужно следить.