Ирина Майорова - Турецкий берег, край любви

Она вскочила, перевернула пакет и вытрясла содержимое на лавку. Поверх коробок со сладостями упали две яркие упаковки размером с почтовую открытку, на которых была нарисована девушка в нижнем белье, и розовая пачка прокладок Carefree. Такое могла вложить в посылку только женщина. Марина. Значит, она уже здесь. Бросила своего Игоря – и примчалась на выручку.

– Мариночка, дорогая моя, спасибо тебе… – прошептала Таня, прижимая к груди запаянные в полиэтилен трусики.

На сей раз звук вставляемого в замок ключа был таким резким, что Таня вздрогнула. Дверь открылась, и в камеру шагнула особа лет двадцати восьми в длинной, до середины бедра, футболке. Поначалу Дроновой показалось, что, кроме нее, на новенькой ничего нет, но когда та, усевшись нога на ногу, поддернула подол, показался край джинсовой юбки.

Судя по всему, девица бывала здесь не раз. Достала из кармашка юбки деревянную палочку для маникюра и принялась старательно чистить под ногтями, напевая под нос какую-то тягучую восточную мелодию.

Закончив сеанс маникюра, соседка положила палочку обратно в карман и, бросив короткий взгляд на Таню, недобро ухмыльнулась.

– Goоd afternoon![26]– едва слышно поздоровалась Дронова. Девица не ответила.

Принесли ужин, но у Тани сама мысль о еде вызвала приступ тошноты. Соседка смела все и теперь макала хлеб в жижу от овощного рагу. Татьяна протянула ей свою тарелку:

– Please[27].

Девица, не повернув головы, мгновенно схватила угощение, плюхнула Танину миску на опустевшую свою и принялась активно работать ложкой.

Вскоре зарешеченное окошечко начало стремительно темнеть, и в камере зажглись еще две лампочки.

Соседка, погладив живот, улеглась на скамье. Тане пришлось подвинуться на самый край.

«А где я буду спать? – все так же равнодушно подумала она. – Больше же лежачих мест нет. Значит, камера рассчитана на одного. А зачем тогда ее ко мне подселили?»

Жизненного опыта у Татьяны Дроновой было с гулькин нос. Его отсутствие восполняли сведения, полученные из книг (по большей части детективов и любовных романов) и телесериалов. И в этом интеллектуальном багаже появлению соседки нашлось объяснение: «Она подсадная утка. Должна наладить со мной контакт, выпытать, кому я везла героин, от кого, сколько мне заплатили; записать мои слова на пленку (наверное, под широченной футболкой у нее диктофон!) и потом выступить на суде свидетелем обвинения. Но почему она тогда так странно себя ведет? Должна втираться в доверие, делать все, чтобы расположить к себе… Видимо, усыпляет мою бдительность! Ведь если бы она сразу стала набиваться в подруги, я бы заподозрила неладное…»

Эти размышления прервал охранник, который вошел в камеру, неся под мышками по скатанному в рулон матрасу. Таня поднялась со скамьи, освобождая место для поклажи. Но его хватило только для одного рулона. Конвоир бесцеремонно хлопнул по лодыжке девицы. Та, не открывая глаз, подтянула к себе колени.

Буркнув что-то себе под нос, тюремщик отошел к стене и откинул широкую полку. Два шага влево, к окну, щелк, и второе спальное место тоже готово.

«Прямо как в поезде, – удивилась Дронова. – А я думала, что эти доски у стены – панели».

Когда за охранником закрылась дверь, Таня взяла одну из скаток и направилась к дальней – той, что ближе к окну, полке. Неожиданный сильный толчок – и она отлетела к противоположной стене. Едва удержавшись на ногах, отступила в угол.

Соседка раскатала на дальней полке один из рулонов. Внутри тонкого матраса оказались подушка-валик, комплект постельного белья и одеяло.

Таня стояла, прижавшись к стене и не зная, чего ждать от сокамерницы. И только когда та улеглась, медленно подошла к пустующей полке и, с опаской поглядывая на соседку, стала застилать простыней матрас. И встретилась-таки с девицей глазами. Не поднимая головы от подушки, та прошипела:

– Оруспун! На-та-са! – Сказано это было с таким злым презрением, с такой ненавистью, что Таня долго не могла заснуть. А проваливаясь в тревожную дремоту, мгновенно открывала глаза, когда со стороны торцевой стены раздавался шорох. И облегченно вздыхала, когда оказывалось, что сокамерница просто переворачивается с боку на бок.

В те минуты, когда Таню одолевал сон, она видела школу. Не ту, где сейчас работала, а ту, где училась. Чаще всего в этих обрывочных сновидениях возникали лица Коли Мазаева и Вити Стрелкова, которые ушли после девятого класса.

Травку Колька и Витек покуривали и в школе, а поступив в какое-то ПТУ, с недавних пор громко именующееся колледжем, быстренько перешли на «колеса», а потом и на героин. Деньги на дурь доставал Витек – сын богатых родителей, которые уже несколько лет были в разводе. Папа с мамой будто соревновались в щедрости, доказывая друг другу, кто больше заботится о сыне. А отпрыск этим беззастенчиво пользовался.

Колькины родители были законченными алкоголиками и о существовании сына вспоминали, только когда им не хватало денег на очередную бутылку – у него всегда можно было нашарить в карманах пару десяток или даже полтинник.

Танин класс сдавал выпускные экзамены, когда по школе прокатился слух: Колька и Витек загнулись от передозы. На похороны из бывших однокашников пошли только Дронова и еще один парень из параллельного.

Могилы для мальчишек вырыли на одном кладбище, но на разных участках. Таня успела проститься с обоими. Родители Витька, стоя по разные стороны гроба, выкрикивали в лицо друг другу проклятия. Оба словно обезумели от горя. Колькины отец с матерью держали друг друга в объятиях – они были так пьяны, что едва стояли на ногах.

Дома Дронову ждал серьезный разговор. Узнав, что Таня ходила прощаться с наркоманами, мать пришла в бешенство. «Может, ты им еще и сочувствуешь?! – бушевала она. – Может, даже оправдываешь? Мол, они не виноваты, у них просто слабый характер? Так знай, у меня другое мнение: я бы таких, как твои Колька и Витька, в первый раз застукав с травкой, сразу бы отправляла в Сибирь, в самую глухую тайгу, и оставляла бы там без еды и теплой одежды. Вот тогда бы у них сильный характер и сформировался в борьбе за существование. А нелюдей, которые молодых наркотиками снабжают, живыми бы в выработанные шахты сбрасывала. Без суда и следствия. Сама бы сталкивать помогала! И в душе ничего бы не дрогнуло!»

Утром обрывочный сон не забылся. Лежа с открытыми глазами, Таня мысленно обращалась к матери: «Как ты тогда говорила: без суда и следствия? Будь так, я бы уже лежала на дне шахты с переломанными руками-ногами».

И Таня впервые с момента ареста тихонько заплакала.

СОВЕТ ПЯТЕРЫХ

Вопреки утверждениям местных властей, представитель Российского консульства в Анталье приехал в отделение, где содержалась соотечественница, не в понедельник, а в одиннадцать утра в воскресенье. Но к подозреваемой в перевозке наркотиков гражданке РФ его не пустили, потому что, отбывая на выходные, начальник отделения несколько раз повторил подчиненным: «Русский консул приедет в понедельник, и я сам буду его принимать и сопровождать». А вот насчет адвоката никаких установок дано не было. Кроме того, прилетевшего из Стамбула защитника сопровождал никто иной, как Кемаль Озкан, член одной из самых уважаемых на Анталийском побережье семей.