У врага за пазухой (СИ) - Мария Сергеевна Коваленко
— Ты уже как-то обещал так сделать. — Улыбаться больно. Однако это сильнее любой боли.
— Больше никаких обещаний!
Ярослав вжимает меня в свою грудь. Со стоном вдыхает запах с макушки и остекленевшим взглядом останавливается на грязных ступнях.
— Не успела обуться. — Со стыда я готова сквозь землю провалиться.
— Замерзли?
Яр не позволят спрятать ноги под стул. Берет вначале одну ступню, затем другую. Греет в ладонях и, не мигая, рассматривает свежие царапины.
— Все нормально. — Я загибаюсь от этой нежности и заботы. — Скоро заживет.
Кусаю свои несчастные губы, чтобы не заплакать.
— Заживет… — Ярослав укутывает мои перепачканные ноги в свой дорогущий пиджак. Поднимается с пола и зовет водителя: — Федор, ты срочно мне нужен!
— Что такое, Ярослав Борисович? — Федя появляется как из ниоткуда. Деловито стирая с рук кровь, останавливается рядом. Смотрит на босса.
— Присмотри за Кирой. На улицу ей пока нельзя. — Устраивает меня в кресле, где еще недавно сидела Буровая. — Мне нужно потолковать с одним ублюдком.
— Понял. Буду присматривать. — Федор отзывается с такой готовностью, что улыбаюсь еще шире.
Похоже, Ярослав не единственный, кто волновался за меня.
— Не дай ей никуда сбежать! — Яр решительно закатывает рукава.
— Мы будем здесь, сколько понадобится. Хоть до второго пришествия, босс! — уверенно кивая, произносит Федор, и спустя пару мгновений мы остаемся вдвоем в огромном гараже.
Глава 58
Весь кошмар позади, а ждать Ярослава, оказывается так же сложно, как и до освобождения.
Нервы ни к черту. Мочевой пузырь требует расплаты за выпитые литры воды. А Федор изображает глухонемого.
Он отказывается рассказывать, как Яр напал на след Буровых. Молчит об охраннике, которого я видела в машине под домом. И лишь когда спрашиваю про СОБР, выдает пару коротких предложений:
— Охрана сегодня занята. Ярославу Борисовичу пришлось задействовать официальные власти.
— Целый отряд бойцов? — Икаю от волнения. — Они для него мальчики по вызову? — вырывается со смешком.
Наверное, стыдно так говорить о спасителях, но уровень связей Вольского поражает даже мое богатое воображение.
— Он был таким злым, что и один бы справился, — с неожиданной улыбкой признается Федор.
— Если бы с ним что-нибудь случилось, я бы себе не простила.
— Боссу не впервой, — звучит успокаивающе.
— Этот младший Буровой… все считали его мертвым.
— Проблемный мертвец. — Федор настороженно выглядывает за дверь.
Судя по шуму мотора, к гаражу подъехала еще одна машина.
— Запасная группа захвата? — Настроение настолько хорошее, что хочется нести чушь и улыбаться.
— Это не наши. — Федор на миг тянется к чему-то под пиджаком, а затем резко расслабляется.
— Это мои…
Не веря своим глазам, смотрю на Ломоносова и маму.
— Кирюша! — Мама первой подбегает ко мне и, оглянувшись на водителя, мажет по щеке накрашенными губами. — Мы из-за тебя все так переволновались, что я думала, поседею.
— Мам, все в порядке. — Стараюсь не замечать это ее «я».
— Цела? Никаких ушибов, без переломов? — Окидывает меня быстрым взглядом.
— Обошлось. — Мучаю губы улыбкой.
— Как ты вообще могла позволить, чтобы тебя увезли эти мерзавцы?! Почему ты никогда не думаешь о маме? Я уже не молодая, чтобы переживать такой стресс!
Она пачкает помадой вторую мою щеку и цокает языком.
— Прости… — Ломоносов переминается с ноги на ногу. — Это я виноват. Уточнил, не дома ли ты. И вот… — Стыдливо косится на мать. — Пришлось взять ее с собой.
— Твой начальник так переживал, что позвонил мне домой. — Мама всплескивает руками. — Как в твои восемнадцать. Ты вечно сбегала с занятий, а мне приходилось оправдываться по телефону перед преподавателями.
— Мама, мне не восемнадцать, а это не институт.
На свете не так уж много людей, которые хоть раз наблюдали за нашим непростым общением. Сейчас мне неловко и стыдно.
— Если бы ты послушалась меня, ничего этого вообще не было бы! Я ведь тебя так просила оставить дело. Умоляла не вмешиваться и не рисковать! — Маму не остановить. У каждого из нас стресс выходит по-своему. У нее, к сожалению, так.
— Мам, давай ты отчитаешь меня в другой раз и в другом месте.
Закрываю глаза. Дико хочется, чтобы все исчезло. Я даже готова на новый допрос Бурового, на очередные пощечины, на что угодно лишь бы не это.
— Да у меня чуть сердце от страха не остановилось.
— Я не собиралась тебя пугать. Так вышло. — Кожей ощущаю сочувствующие взгляды Васи и Федора.
— Кирюша, ну почему ты такая упрямая?
— Это работа. Я делала свою работу.
— Работяга! Вся в папашу! Готова погибнуть ради каких-то статеек, о которых через день никто и не вспомнит.
Словно получила укол адреналина прямо в сердце, я вздрагиваю.
— Пожалуйста. Не приплетай папу!
— А ты не повышай на маму голос! Я, между прочим, одна тебя растила. Утирала слезы после первого развода. Ночами не спала перед второй свадьбой. А сегодня… — Мама демонстративно прижимает ладони к груди. — Ни одной матери не пожелаю пройти через подобное испытание. Кроме тебя… у меня никого больше нет.
— Отца не было рядом только по одной причине. И мы обе отлично знаем, по какой.
Нельзя сейчас выяснять отношения. Вокруг слишком много посторонних, да и нет никаких сил. Мне просто необходимо проглотить обиду и замолчать. Не первый раз и, скорее всего, не последний.
— Это что еще за намеки? — Мама вздергивает подбородок. — Ты совесть потеряла?
— Я отлично знаю, как он попал за решетку и из-за кого.
— Еще бы ты не знала! Работаешь сейчас на этого человека. Вопреки всем просьбам! Рискуешь своей жизнью и моим здоровьем.
— Хватит дурить мне голову! — Не выдерживаю. Размотав с ног пиджак Ярослава, подхожу к матери.
— Кирочка, у тебя, наверное, температура. — Она трогает мой лоб. — После такого стресса бывает. Сейчас поедем домой. Я дам тебе аспирин и уложу в кровать. Как в детстве.
Меня передергивает от злости. Это какая-то адская передозировка ложью. В другой ситуации я бы выдержала. Вбитая в подкорку программа «Будь хорошей девочкой!» обычно неплохо глушила все чувства. Однако сегодня никакие тормоза не работают.
— Я знаю, кто был тогда за рулем, — произношу спокойно, ровно, чтобы мама услышала каждое мое слово.
— Не понимаю, о чем ты. — Мама начинает часто моргать.
— Папа никогда не сел бы за руль пьяным. И никогда не поехал бы на красный. — Смотрю глаза в глаза.
— Кирюш…
— Я Кира, мама! Не Кирюша и не Кирочка.
На душе хреново, а предательница-память отказывается показывать хоть что-то светлое, что между нами было. Туман из чужих лиц, запрятанных эмоций, горя и пустоты.
— Какая
