Волк (ЛП) - Гаджиала Джессика

Глава 22

Детектив Коллингс

Все было серьезно испорчено.

Пять лет. Все, что ему было нужно это еще пять лет, чтобы все шло как по маслу, независимо от того, насколько этот статус-кво был испорчен. Он хотел заниматься теми делами, которыми мог, не обращать внимания на дела, которыми не мог, и игнорировать ситуации, когда плохие парни убивали худших парней, потому что, ну, все хорошо, что заканчивается дерьмом в тюрьме или на земле.

Он недооценил новичка.

Когда он сказал это легкомысленное замечание о Волке в морге, он никогда не думал, что парень сложит два и два. Насколько всем было известно, у Волка не было мотива убивать Лекса Кита. В общем, их две организации в основном игнорировали друг друга. Если бы Коллингс не занимался тремя другими делами за эти годы, когда Волк был молодым, у которых были те же самые улики, с которыми у Волка была слабая связь, он никогда бы не подставил его сам.

И вдруг он обнаружил, что Марко проверяет отпечатки ботинок.

И с этого момента все вышло из-под контроля, что привело к аресту и самому неприятному допросу в его карьере.

Улики были дерьмовыми. Обычно он никогда не настаивал.

Но Марко закатил истерику, и капитан только махнул рукой.

Потом Коллингс получил от служащего стол, заваленный папками, и тот сказал, что на них есть заявка, которую он никогда не делал. Вместе с этим пришло письмо.

Он даже улыбнулся, когда закончил читать его во второй раз. Ему не нужна была подпись, чтобы узнать, от кого оно. Джейни. Любимое дитя Хейлшторма. Маленький вундеркинд Ло.

Видите ли, если Коллингс и усвоил что-то после расторжения брака двенадцать лет назад, так это то, что женщины примут столько дерьма в своей жизни, сколько смогут.

Очевидно, Джейни достигла своего максимального уровня дерьма, и она собиралась уничтожить каждого ублюдка, который когда-либо наваливал его в ее жизни.

В том числе и его.

Не потому, что он когда-либо делал ей что-то плохое, а просто так… вообще ничего не сделал. Поэтому он устроился на ночлег и отправил все дела по изнасилованиям в лабораторию задолго до того, как появятся первые новости. Участок молча наблюдал за происходящим, напряжение было ощутимым, оно исходило от каждого жуликоватого полицейского в здании.

— Скажите мне, что мы можем предотвратить это, — крикнул капитан, наблюдая, как его люди пригибают головы. Они все были в дерьме и знали это. И, как следствие, капитан тоже.

— Эти дела об изнасилованиях находятся в лаборатории, — сообщил Коллингс, заставив всех, включая его новобранца, посмотреть на него.

— Снова?

Коллингс пожал плечами. — Я, э-э, нашел их валяющимися. Сообразив, что произошла какая-то ошибка, я снова открыл коробки, правильно все промаркировал и отправил их в лабораторию.

Капитан громко выдохнул. — Ты только что спас свою задницу, по крайней мере, Коллингс, — сказал он, пожимая плечами. — Время покажет, повезёт ли остальным.

До этого момента он не считал, что Джейни послала ему оливковую ветвь. Она дала ему единственное, что у нее было, что могло бы спасти его работу, когда ОВР наконец придет расследовать это дело. Вот почему она попросила его похоронить следы ботинок (которые, по его скромному мнению, вообще не были уликами. Как это на самом деле пойдет в суд, было совершенно за гранью его понимания). Она гарантировала ему работу, гарантировала пенсию, делая вид, что он единственный детектив в полиции, который выполняет свою работу.

Но в обмен на это она просила его делать прямо противоположную работу.

Коллингс вздохнул, выключил компьютер и отправился домой. Ему нужно было выспаться.

Он проснулся от новости о том, что Марко получил по заднице в глухом переулке.

Он удалил отпечаток ботинка и надеялся на лучшее.

Целый день ничего не происходило, и Коллингсу оставалось только сидеть и пахать.

И тут ему позвонили…

Глава 23

Волк

Я и раньше проводил время в камерах предварительного заключения. Они не были веселыми, но и не были худшими местами в мире. Я был один, не оставляя себе ничего, кроме времени на размышления.

И эти размышления? Да, они были о Джейни. Как будто что-то еще могло занять мои мысли.

Я никогда не забуду неприкрытую панику на ее лице, когда она толкнула меня, чтобы я проснулся от огней патрульной машины, танцующих на стенах. Было странно видеть это на ее лице, пока я не понял, что это из-за меня. Она была не из тех женщин, которые беспокоятся о копах. Работая в Хейлшторме, она и сама не раз сталкивалась с ними. Она волновалась, потому что не хотела, чтобы меня заперли.

И черт побери, если это не одно из самых приятных чувств в мире — осознавать, что кому-то есть до тебя дело, чтобы волноваться. Конечно, я был чертовски уверен, что она понятия не имела, что ей не все равно, но она знала. Это было видно по выражению беспомощности на ее лице, когда меня посадили в патрульную машину. Это было в мгновенном облегчении, которое я увидел, когда вышел из допросной, прежде чем она поняла, что я был в наручниках. Затем, в опустошении и ярости, она бросилась через участок ко мне и начала кричать. Это была мимолетная безнадежность, которую я заметил перед тем, как меня увели.

Она заботилась обо мне.

И не было ли это каким-то печальным, болезненным, жестоким поворотом судьбы, что я тоже заботился о ней и не увижу ее снова, кроме как через окно из пуленепробиваемого стекла?

Но все было в порядке.

Меня это вполне устраивало.

Я сделал то, что должен был сделать.

Я дал ей безопасность.

Я убил ее демонов.

А взамен я получил несколько дней с самой непредсказуемой, раздражающей, интересной, способной, упрямой, веселой и преданной женщиной, которую я когда-либо встречал в своей жизни.

Это была честная сделка.

В тот день меня должны были перевести в окружную тюрьму, поэтому, услышав, как открылась дверь и послышались приближающиеся шаги, я встал и потянулся, разминая затекшие от сна мышцы на кровати, предназначенной для мужчины вдвое меньше меня.

Коллингс пришел один, постоял у решетки и с минуту смотрел на меня.

— Надеюсь, ты представляешь, какой ты счастливчик, — сказал он, качая головой.

— Что?

— Когда-то у меня была хорошая женщина. Я постоянно выбирал эту работу, а не ее компанию, пока она больше не могла этого выносить и не оставила мою жалкую задницу, как должна была сделать много лет назад. Я кое-что знаю о том, каково это — потерять женщину, которая сделала для тебя все, что может. Так что я надеюсь, что ты не совершишь тех же ошибок, что и я.

О чем, черт возьми, он говорит?

— Коллингс… — сказал я, пожимая плечами.

При этих словах он улыбнулся мне, отпёр дверь и распахнул ее. — Ты хоть представляешь, какой ад и головную боль причинила твоя женщина за последние сорок восемь часов?

— Джейни? — спросила я, сдвинув брови. Я имею в виду, «ад и головная боль» означало ее имя, но я понятия не имел, о чем он говорит. Последнее, что я слышал, когда видел своего адвоката, это то, что она осталась на территории лагеря. Я надеялся, что Ло заскочит и притащит ее упрямую задницу обратно в Хейлшторм и поможет ей вернуть свою жизнь в нормальное русло.

Коллингс рассмеялся, звук был хриплым, как будто он не издавал этого звука так долго, что голосовые связки, которые им требовались, запылились. — Единственная и неповторимая.

— Что она сделала? — спросил я, чувствуя, как в животе образовалась пустота. Рейну, Кэшу и Репо лучше, черт возьми, не позволять ей попадать в неприятности из-за меня.

— А чего она не сделала? — спросил Коллингс, пожимая плечами. — Она обнаружила незакрытые дела об изнасилованиях и слила прессе новости о том, что они лежат на складе, подразумевая полицейское прикрытие, которое, я уверен, мы все знаем, имеет основание. Она дала мне оливковую ветвь, позволив поставить свое имя на этих делах и отправить их в лабораторию до того, как история разразится.