До мозга костей (ЛП) - Уивер Бринн

Мне нужно оставаться сосредоточенной. Практичной. Потому что я больше не вижу разницы между фантазией и реальностью.

Поэтому я стараюсь не увязать в рутине. Стараюсь менять свой распорядок дня. Просыпаться рано в один день. На следующий — поздно. Один день работать до вечера. На следующий день уходить рано. Больше времени проводить в поле, изучая животных, которые приходят и уходят. В середине недели мне удается ускользнуть на несколько часов, чтобы пополнить запасы сухого пайка для Колби, которые помогают ему оставаться сытым, хотя он немного похудел из-за стресса, вызванного пленом. Как обычно, он умоляет освободить его, но я ничего не чувствую к его мольбам. Я знаю, что он сделал и что продолжал бы делать, если бы я его отпустила. Такие, как он, не меняются. Некоторые болезни не поддаются лечению. Некоторых зверей нужно усыплять.

За исключением моей короткой вылазки в хижину, оберегающий взгляд Джека ощущается как призрачное, бдительное присутствие, хотя в кампусе я вижу его не чаще, чем раньше. В это трудно поверить, учитывая, как долго я наблюдала за ним, но, возможно, теперь я стала ещё более чувствительной к нему. Но его присутствие не удушающее. Оно, как ни странно, освобождает. Он никогда не пытается указывать мне, что делать или куда идти, он просто рядом, как дополнительный барьер между мной и Хейсом, хотя я редко сталкиваюсь с ним, переходя из одного класса или здания в другое.

И, возможно, в результате влияния Джека, Хейс обычно оставляет меня в покое.

…обычно.

Пока он стоит в задней части моей аудитории, спрятавшись в тени в верхней части лекционных мест возле выхода, я понимаю, что Хейс начинает терять терпение. Мне тоже знакомо чувство, когда одержимость овладевает человеком, когда корни прорастают слишком глубоко, чтобы их можно было выкопать.

И его одержимость не связана со мной. Я знаю, что Хейс испытывает ко мне симпатию. Он всё ещё видит во мне ту девушку, которой я когда-то была, ту, которая выжила после жестокого нападения серийного убийцы. Он всё ещё видит мою маску, и, возможно, ему никогда не удастся понять, что скрывается под ней. Но в конечном итоге все мы просто животные. Как долго эти добродетельные идеалы поимки убийцы смогут противостоять его одержимости, если я — ключ к его призу?

Я отвожу от него взгляд и сосредотачиваюсь на ноутбуке, пультом в руке, переключая слайды, отображаемые позади меня. На снимке — сильно разложившееся тело в открытом поле без единого дерева поблизости. Щелкаю ещё раз, чтобы приблизить снимок останков: плоть съедена, но кости всё ещё на месте и сочленены. Мой взгляд переходит на студентов второго курса, изучающих курс «Поведение падальщика и судебно-медицинская экспертиза».

— Какой вывод мог бы сделать следователь-криминалист по телу в таком состоянии, учитывая обстановку, изображенную на фотографии?

Несколько студентов поднимают руки. Я указываю на Мейзи, тихую, но умную, вдумчивую студентку, сидящую в третьем ряду.

— Все кости всё ещё на месте, несмотря на открытое местоположение. У птиц-падальщиков был бы свободный доступ к телу, как и у других позвоночных. Скелетные останки, вероятно, были бы расчленены и разбросаны на большей территории, если бы у животных был к ним доступ. Возможно, тело было перемещено туда после завершения колонизации насекомыми.

— Хорошо, Мейзи, — говорю я, и она улыбается от комплимента. — Потенциальные факторы, опровергающие эту теорию?

Она на мгновение задумывается.

— Одежда, хотя, кажется, нет никакой… Хм, погода?

— Как так?

— Погода влияет на поведение падальщиков, снижая вероятность того, что они будут взаимодействовать с телом в дни сильного дождя или плохих условий.

— Верно. Они любят мокнуть не больше, чем мы, отчасти из-за расхода калорий, необходимых для того, чтобы оставаться в тепле. А ещё потому, что это просто отстой, — говорю я, переходя к слайду с изображением Солнечного Зайчика, лежащей, свернувшись калачиком, под низко нависшими ветвями сосен, её мех промок от сильного ливня. Она выглядит крайне печально, и я улыбаюсь, когда класс смеется.

— Перед началом занятий на следующей неделе я хочу, чтобы вы прочитали статью Хаглунда «Этапы уборки мусора с помощью собак» из учебной программы и были готовы обсудить, что отсутствие скелетных останков может рассказать нам о месте разложения и возможном времени смерти, — говорю я, в то время как студенты начинают собирать вещи, чтобы поспешить на следующие занятия. — И мне почти неприятно напоминать вам, но выпускные экзамены всего через пару недель, ребята, так что начинайте готовиться уже сейчас. До этого времени я продлю часы работы своего кабинета с двух до четырех по вторникам и четвергам.

Студенты одаривают меня благодарными улыбками. Несколько человек задерживаются, чтобы задать уточняющие вопросы об экзамене, но я только даю им достаточно информации, чтобы направить их в нужное русло. Остальное зависит от них самих и их стремления к успеху.

Когда последние студенты выходят, в аудитории остаемся только я и бывший агент Эрик Хейс.

— Агент Хейс, — говорю я, проверяя его реакцию на это прозвище. Он не реагирует, что меня немного беспокоит. Он слишком легко лжет. — Нравится изучать падальщиков?

— Пожалуйста, зови меня Эрик, — говорит он, приземляясь на последнюю ступеньку. Его выражение лица светится гордостью. — Это было увлекательно, но мне ещё больше нравится видеть, как ты процветаешь.

Я одариваю его своей победной улыбкой, на этот раз милой и немного застенчивой.

Улыбки продаются, малышка!

— Чем я могу помочь Вам сегодня, Эрик?

Я надеваю пальто, убираю ноутбук в сумку и бросаю на него беглый взгляд, пока он делает несколько шагов к подиуму.

— Я хотел проведать тебя, узнать, как дела. Видел тебя поблизости, но у нас давно не было возможности поговорить, как следует. Как заживает рука?

— Уже всё хорошо, спасибо, — говорю я, глядя на красный порез, плоть под шрамом всё ещё чувствительная. Джек снял швы в начале недели, и я почти скучаю по ним, по тому, как они стягивали мою кожу и цеплялись за волосы. Между их удалением и тем, как Джек вновь обрел зажигалку, я чувствую себя какой-то обнаженной. Незащищенной.

— До меня дошла информация о сломанной награде, которую заменил доктор Соренсен. Это было… удивительно.

Я смотрю на Хейса, нахмурив брови, складываю свои бумаги в сумку для ноутбука и закрываю её на молнию. Мои пальцы остаются продетыми в маленькую ручку, чтобы обеспечить себе маскировку для контроля над моей закипающей яростью.

— Почему?

— Из того, что я слышал, между вами и доктором Соренсеном была вражда.

Я наклоняю голову, стараясь придать лицу задумчивое выражение.

— Я бы не сказала, что вражда…

…иногда мы только хотели убить и потенциально подставить друг друга в убийстве…

Хейс издает смех, что звучит слишком похоже на смех отца, который пытается выудить информацию о плохом парне своей дочери.

— Ну, теперь, кажется, ситуация разрешилась. Насколько я слышал, ты живешь у него дома… это правда?

— В кампусе слухи распространяются быстро, — отвечаю я, пожимая плечами.

— Тогда, возможно, ты сможешь просветить меня относительно местонахождения доктора Соренсена в позапрошлые выходные.

Моё сердце разгоняет кристаллы льда по венам. Мурашки бегут по рукам, ледяная тревога покалывает кожу.

— В чем дело, Эрик?

Хейс тяжело вдыхает, проталкивая воздух сквозь тонкие, сжатые губы. Он хочет сделать вид, будто всё, что он собирается сказать, — это печальная новость, но я вижу правду в его глазах. Он приятно взволнован.

— На прошлой неделе недалеко от границы штата было найдено тело. Официально это расследование убийства, — отвечает Хейс, делая шаг ближе. — У этого человека была связь с другой жертвой Молчаливого Убийцы. Но он из Лейкпорта, Кири. Это даже не в часе езды отсюда, в районе Три-Сити. Пугающе близко к тому месту, где живет единственная выжившая Убийцы, не находишь?