Неисправимая ошибка - Лена Вечер
– Твой папа сейчас очень занят, -процедил он холодно сквозь зубы.
– Ладно, буду ждать, когда он освободится и позвонит мне. Я так соскучился по нашим с ним прогулкам после школы, – спокойно ответил мальчик и дальше продолжил заниматься своими делами.
Смотрю на сына и понимаю, насколько тяжело мне будет рассказать ему правду. Ранить, ведь он даже не подозревает о случившемся, а наивно ожидает их с ним встречи.
– Андрей, на следующей недели у нас суд, – начала неуверенно я, прижавшись к нему уже когда мы лежали в кровати вдвоём.
– Знаю, – коротко отрезал он. Его голос был столь безразличным и отдавал прохладой, замораживая меня, что мне стало не по себе.
– Андрей, что происходит? Тебя словно подменили в эти дни, – спрашиваю напрямую, потому что просто уже не знаю, с какой стороны к нему подступить. Он игнорирует мой вопрос, глядя сквозь меня. – Андрей? – мой голос вибрирует от эмоций, в то время как он остаётся по-прежнему хладнокровным и думает о чём-то своём.
– Тебе показалось, милая, – он легко проводит ладонью по моим волосам и прикрывает глаза. – Я просто очень устаю и, если честно, это меньше всего меня сейчас волнует.
– А что волнует тогда?
– Мне нужно спасать бизнес. Потеряем работу, на что будем жить?
– Да, конечно. А если потеряешь свободу, то зачем вообще тогда жить? – глаза царапают слёзы, я сглатываю и отвожу взгляд в сторону.
– Не потеряю. У меня есть ты и сильный адвокат, – уверенно заявляет он.
– Андрей, ответь мне лишь на один вопрос: это ты его убил?
– Кошечка, ты что такое говоришь? – он удивлённо поворачивает моё лицо к своему, взяв меня за подбородок. В одночасье его взгляд меняется, становится грустным и задумчивым. – Это же я. Я, которого ты любишь. Я, твой Андрей. Как ты вообще можешь спрашивать подобные вещи? – не успокаивается он, а я решаю не отвечать, потому что мне кажется, что это больше не тот Андрей, от которого я когда-то потеряла голову. Был ли смысл продолжать разговор?
Я молча смотрю на него, на его идеальный профиль, чётко очерченные скулы, волнистые волосы и бабочки на миг возрождаются, а потом снова опадают пеплом. Потому что сейчас мне кажется, что рядом со мной совершенно чужой человек. Будто я просто придумала себе образ и влюбилась в него. Я хотела то, что было недоступным. Пыталась постичь непостижимое. Я хотела его, потому что он никогда мне не принадлежал: ускользал, исчезал, не звонил. Был словно морским песком в моей ладони. Я хваталась за него, а он сыпался сквозь пальцы. Оставались лишь мелкие крупинки, которых мне было недостаточно, мне хотелось владеть им целиком и полностью.
А может он моя выдумка и яркая фантазия, а на самом деле ничего и нет? Я это понимаю в грустные вечера рядом с ним, когда чувствую, что его тепло больше не греет. Он холоден и мыслями вовсе не со мной, а я горю и пылаю, но ничего не могу с этим поделать. Он тушит мой пожар своей безразличностью. Неужели ему всё равно, как пройдёт суд, и он не боится мысли, что больше не сможет увидеть меня и своего биологического сына, к которому уже успел привязаться?
На суд я шла на ватных ногах. Ночь накануне я не смогла сомкнуть глаз, а утром с трудом их отлепила. Заболевшие мысли не давали покоя. Свинцовая усталость заполнила всё тело. В груди было ощущение, что что-то обломилось у меня там, внутри. Может это было сердце, а может надежда, что всё будет также, как и прежде. Внутренний голос мне подсказывает, что больше уже не будет так, как раньше. Всё слишком поменялось. Точнее поменялся он. Чувствую, как болит душа, разрывается на мелкие кусочки. Состояние, которое трудно передать словами: убивающая пустота на душе, потерянность, всё стало серым и безразличным.
В здании суда мы встретились с Екатериной. Она была, как всегда, собрана, увидев меня окинула строгим взглядом с ног до головы, а затем остановилась на лице. Её взгляд стал требовательным. Я поняла, что она хочет остаться со мной наедине.
– Андрей, подожди меня, я на минутку, – я отошла в сторону к Екатерине.
– Алика, что чёрт возьми, происходит?! – её глаза вспыхнули, она поджала губы. – Вы мне обещали быть в форме!
– Знаю и я буду, – я пыталась казаться убедительной, но у меня это с трудом получалось.
– Когда? Завтра? У нас суд через пятнадцать минут!
– Мне хватит этого времени, – она в сомнении покачала головой.
– Что на этот раз? – спросила Екатерина, проигнорировав моё утверждение. Она посмотрела мне в глаза своими глубокими и спокойными глазами: в них выражалась недоверчивость и упрёк.
– Всё то же самое. Мне кажется, что тот Андрей, которого я знала, исчез. Рядом со мной в последние дни совсем другой мужчина, – в глазах забегали слёзы, но я сделала огромное усилие, чтобы сдержать их. Мои нервы были на пределе, казалось, ещё чуть-чуть и я сорвусь.
– Алика, – её взгляд смягчился и в нём читалось сожаление, – хочу вас огорчить: когда что-то кажется, в большой вероятности, значит так оно и есть.
Я молчала. Что тут скажешь? Я хотела бы ошибаться, но Андрей делал всё возможное, чтобы меня разуверить.
– Но это не повод вешать нос сейчас! Мы подумаем обо всём после суда, и вместе найдём решение. Я вам помогу. Главное, сейчас спасти его, – адвокат снова приняла свой прежний вид и похлопала меня по плечу, – а теперь соберитесь и нам нужно идти. Улыбайтесь, держите Андрея за руку, будьте уверенной в том, что говорите. У нас обязательно всё получится.
– У вас всё хорошо? – прервал нас Андрей, подойдя сзади и слегка коснувшись моего плеча.
– Да, конечно. Ну что, скоро всё закончится, – я грустно ему улыбнулась.
Что именно я имела под словом «всё», я не знаю. Закончится моя боль и сдержанные слёзы от его поведения в последний период или развязка дела в убийстве Сержио? А может всё и сразу?
Мы прошли в зал. Началось слушание дела. К нашему сожалению, нашёлся свидетель, наш сосед, который утверждал, что видел Андрея около полуночи, как он вернулся домой.
– Я вышел в магазин, – начал сбивчиво мужчина средних лет, – закончилось молоко, а утром я без него не могу, поэтому решил купить его даже если было поздно. Вижу возле дома паркуется машина и выходит он, – сосед брезгливо кивает в сторону Андрея, тот бесстрастно выдерживает его взгляд. – Паркуется, да ещё как-то криво, словно выпивший.
