Последняя осень. Буря (СИ) - Пырх Дарья
Человеку свойственна боль.Рана на теле влажная.Не поможет тебе алкоголь,Никакие документы, бумажки.И будучи взаперти. Совсем позабыв о комфорте.Я помню только о ней. О девочке в зеленой кофте.
Это было так мило и непохоже на привычного Марка, что навсегда отпечаталось в сердце. После особенно болезненных ссор простые, но искренние строки помогали разглядеть в сердитом парне того самого романтика, который подбирал рифмы, думая о ней. Неделю назад Маша без сожаления сгребла и похоронила его подарки на дне шкафа, удалила некоторые совместные селфи, но не смогла стереть эту фотографию, как будто мечтала сохранить в себе ту самую «девочку в зеленой кофте», какой была когда-то.
Может, поэтому они спорили все чаще? Марк любил эгоистичную, слегка авантюрную, веселую девушку, которая легко переступала через проблемы, не мучилась совестью и рефлексией, напролом шла к цели. Она была такой, пока отмахивалась от прошлого, занимала дни всевозможными делами, чтобы лишний раз не оставаться наедине со своими мыслями. Незаметное чувство вины, горе после потери отца, напряженные отношения с матерью, поредевшие встречи с друзьями отравили и изменили ее, сделали более ранимой. Маша хотела вернуться к прежней версии себя, но не могла, как ни пыталась. Марк замечал ее состояние, поддерживал и всерьез переживал, о чем не уставал повторять. Через пару месяцев он снова начал курить, злоупотреблять спиртным, искать легкие и ненадежные способы заработка. Теперь уже Маша стремилась к лучшему, а он катился вниз, из-за чего вспыхивали конфликты. Первая ссора стала забавной, последняя – роковой. Наверное, они были обречены с самого начала, но Маша, пройдя через расставание, злость и хлипкую дружбу, поняла, насколько сильно желала быть вместе с Марком.
Ночь толкала на спонтанные поступки. Обувшись, она тихо выскользнула из спальни, пошла по коридору, подсветив путь телефоном. Луч фонарика посреди тьмы навевал ассоциации с фильмами ужасов, тишина лишь усиливала эффект. Холл удалось преодолеть без труда, а вот левое крыло, заставленное стройматериалами, напомнило полосу препятствий. Добравшись до двери, она растерянно замерла, напряженно соображая: «Что я скажу? Вдруг он спит?» Зажмурившись, она коротко постучала.
– Сейчас, – донеслось из комнаты. Петли скрипнули. – Маша?
Он раскрыл рот, будто увидел покойника.
– Можно? – неловко спросила она. – У меня бессонница.
Марк кивнул. Комната была меньше той, в которой они жили с соседками. Облезлые стены и узкая кровать не внушали радости, зато под маленьким окном нашелся обогреватель. Тумбочкой служил стул, на котором висел заляпанный краской комбинезон.
– У тебя уютно, – сконфуженно проговорила Маша, тщетно стараясь не пялиться на полоску голой кожи между спортивными штанами и свитером.
– Ага, если бы, – усмехнулся Марк. – Присаживайся, я схожу за кипятком. Может, посидим в зале?
– Нет, – выпалила она и, спохватившись, добавила: – Лучше здесь. Без посторонних.
Он посерьезнел:
– Что-то случилось?
«Да, я постоянно думаю о тебе», – мысленно призналась Маша, но вслух произнесла:
– Мы давно не болтали по душам, как раньше. Пора это исправить.
– Согласен.
Он принес чай, сел на стул, а постель по-джентльменски уступил девушке. Их разделяла пара шагов. Маша взяла чужую кружку, расположилась на самом краю и, борясь со смущением, спросила:
– Как ты сюда попал?
– Нашел вакансию на сайте, повелся на «простую, хорошо оплачиваемую работу без собеседования», позвонил по номеру. На следующий день ко мне приехал Иосиф, бригадир, и привез в лагерь. Ну, я и остался. Когда узнал, что тут будут студенты из нашей шараги, хотел слинять, но Иосиф, мировой мужик, предложил деньги, чтобы я отвлекал Захара, пока они празднуют в городе. Мне понравилась эта идея. Дальше ты знаешь.
– Сложно ремонтировать? – проговорила Маша, чтобы заполнить образовавшуюся паузу.
– Скорее бесполезно, – хмыкнул Марк. – Гробарь прав в одном: это место проклято, но не духами, а строителями. Начальство на всем экономит, поэтому материалы некачественные, приходится без конца переделывать, а сроки горят.
Маша искренне посочувствовала.
– А ты как? – отпив из чашки, поинтересовался он.
– Плохо, – честно сказала она. – Все так резко навалилось, но я рада, что мы помирились.
– За дружбу, – улыбнулся Марк, подняв чашку.
Кружки соприкоснулись, звякнули. Маша представила, как сидит за праздничным столом, поздравляет молодых, Марк под радостные крики «Горько!» целует свою жену, а она, как подруга, с наигранным весельем произносит тосты, потом рыдает в одиночестве, строчит сообщения с признаниями, но тут же удаляет. Отмахнувшись от неловкого чувства, она набралась смелости, поставила чашку на пол, произнеся:
– Пожалуйста, дай руку. Мне нужно кое-что сказать.
Марк изумился:
– Ты убила Волгина?
– Нет же, – выпалила Маша и, взяв его ладонь, вкрадчиво прошептала: – Наши отношения… Давай попробуем еще раз? Знаю, мы разные, но всегда понимаем друг друга, а это куда важнее.
Марк помолчал с таким видом, будто его оглушили. В голове Маши завертелись сомнения: «Почему не отвечает? Неужели он меня разлюбил?» Она погладила длинные пальцы, заглянула в глаза, уловила его сомнения и решила их развеять.
Маш потянула Марка к себе и, не встретив сопротивления, ласково прикоснулась к его щеке, будто изучая границы дозволенного, а затем осторожно поцеловала холодные губы. Сердце пропустило удар, когда он ответил, обнял ее и прижал ближе. Комната, лагерь и проблемы исчезли, все стало неважным. Остались только они вдвоем. Ненадолго отпрянув и сделав вдох, Маша покрыла быстрыми поцелуями щеку и подбородок Марка, вновь прильнула к губам, как вдруг услышала:
– Стой.
Он мягко, но настойчиво отстранил ее. Маша опешила, пробормотала:
– Что не так?
– Ты ошибаешься. Для нас лучше быть друзьями или, – он замешкался, – пока не общаться.
Маша сжалась, как от пощечины, еле слышно произнесла:
– Почему?
Марк встал, подошел к окну.
– У тебя стресс. Наше расставание, смерть Волгина, расследование, – он запнулся. – Я не психолог, наверное, все связано с эмоциями и прочим. Ты вернешься домой, успокоишься, поймешь, что я был прав. Пойдем провожу до спальни, а то поранишься.
Маша, шокированная его словами, поплелась следом. Мысли испарились, она почувствовала себя пустой оболочкой. Одно радовало: никакой кошмар не расстроил бы ее сильнее, чем случившееся. Она смутно помнила, как дошла, вяло попрощалась с Марком, легла в кровать и задремала. Хоть в чем-то ей повезло: обошлось без сновидений.
* * *
Утро четверга выдалось хмурым. Лес стал сизым, снег будто посерел, а солнце выкатилось на дымчато-голубое небо лишь для вида, не удостоив землю яркими лучами. Пока соседки собирались, Маша считала трещины на потолке, иногда вспоминала ночные события и стискивала одеяло.
– Надеюсь, сегодня приедет бригада и мы поедем домой, – бодро проговорила Ангелина, разминаясь.
– Вряд ли, – возразила Динара. – «К пятнице» – понятие растяжимое.
Ее прервал крик, полный боли. Маша обернулась, посмотрела на Эмилию. Миловидное лицо покрывали красные точки.
– Прыщи, – взвизгнула Эмилия и, схватив тональный крем, лихорадочно нанесла на кожу. – У меня их не было с тринадцати лет. Боже, зря пила на ночь, еще и вся отекла. Какой стыд.
– Не преувеличивай, – отозвалась Ангелина. – Ты прекрасно выглядишь.
Эмилия хмыкнула и закашлялась, затем проворчала:
– Голова раскалывается, еще и акне. Чем я провинилась?
– Ты вчера перенервничала, – сказала Динара. – Стресс всегда бьет по организму.
Эмилия разразилась проклятиями в адрес того, кто мухлевал с указателем на доске Уиджи, высыпала на кровать содержимое косметички и принялась маскировать несовершенства. Ангелина попыталась ее утешить, но сделала лишь хуже. Динара, заметив апатичность Маши, спросила:
