Марина Туровская - Элитное подземелье

Выдержать ее напор мне помогала только мысль о скором расчете. Я всеми фибрами души радовалась своему решению об уходе.

Жена слесаря, Ульяна Дмитриевна, смотрела на мои руки, пока я писала заявление об уходе. Ей не верилось в свою удачу.

Сначала она сидела в приемной директора, ожидая меня с самого утра, и смотрела в окно, поджав сухие губы и оглядывая всех с подозрительностью.

После подписи бумаги у замдиректора она зашевелилась, накатала встречное заявление о назначении на должность завхоза, получила на него одобрение и с ходу предложила сбегать за шампанским. Неподдельное счастье было написано на ее лице. Слесарь Стас появился в обед, поздравил жену с повышением.

Дело не в том, что кесарю кесарево, а слесарю слесарево. Эта женщина будет на своем месте и принесет больше пользы, чем я, запустившая, если честно, на комбинате фронт помывочно-ремонтных работ.

Провожание меня с комбината могло затянуться на весь день, но эстафету переняла Ульяна Дмитриевна, встречно начав отмечать свое назначение. Я под предлогом того, что за рулем, отказалась от алкоголя и «аллюром три креста», опираясь на резную трость, сбежала из заводоуправления.

Пристроив палку на заднее сиденье, я подняла голову к окнам офиса. Десяток голов любопытствующе скучился за большим стеклом. С удовольствием помахав им на прощание, я осторожно села в машину и газанула, надеясь больше никогда не увидеть ЖБК изнутри.

До назначенного Алексеем срока оставались два долгих часа. Не спеша доехав до дома, я вытащила Стерву из теплой квартиры и побрела по бульвару, прижимая к ноге типовой пакет, забитый под завязку пачками валют.

Через несколько минут рядом тормознула синяя «восьмерка». Дверца передо мной открылась, и Стерва привычно полезла на заднее сиденье, но я одернула ее, взяла на руки, а сумку с деньгами положила на переднее сиденье.

– Здесь полмиллиона. Прощай.

Алексей перегнулся через сиденье и схватил мою руку:

– Не дури, сядь.

Не найдя сил для сопротивления, я села в машину, прижав к себе собаку.

Брови Алексея изогнулись возмущенными змеями, лицо стало гневным:

– Что случилось? Почему такой тон?

Измучившись за последнюю неделю от непривычных эмоций, я не выдержала и на самом деле заговорила истеричным тоном:

– Мне надоела твоя ложь! Ты уедешь, я отмучаюсь неделю или месяц, но вылечусь от влюбленности. А сидеть дурочкой, ожидая тебя, надоело. Вернее, сил больше нет.

Взяв из моих рук Стерву, Леша отправил ее на заднее сиденье и крепко обнял меня:

– Настя, через неделю у меня самолет. Рейс на Сингапур. Хочешь – полетим вместе?

Освободившись от объятий, я отсела от Алексея и смотрела прямо перед собой, в окно:

– Уехать не получится. У меня документы на оформление загранпаспорта.

Алексей огляделся, высматривая слежку, закурил:

– Кстати, Насть, в клинике говорили об экскурсии в Париж. Это когда будет?

Я пожала плечами, стараясь не смотреть на любимого мужчину:

– Дней через десять, точно пока не известно. Но не уверена, что поеду. Не очень хочется обезьянку изображать.

– Поедешь. Каждый четверг со следующей недели я буду приезжать в Париж, к Эйфелевой башне. Вот.

Алексей дал мне стопку открыток с видами Парижа. На нескольких из них была ажурная башня. Алексей показал на кафешку под открытым небом:

– Запомни. Вот здесь с двух до трех дня. Каждый четверг.

Взгляд Леши, ироничный и ласковый, обволакивал, и не хотелось ни думать, ни скоропалительно что-то решать. Сидеть рядом с Алексеем, ехать, куда он скажет, и быть счастливой…

Стерва увидела на бульваре красивого пса и залаяла.

– Ты даже о собаке врал. Взял Зорьку у Ларисы.

– Собака моя, Настя. – Алексей прижал меня к себе и гладил по спине, но я вырвалась из его рук. – Бабушка с двумя собаками не справляется, вот и отдала временно Ларисе. Я не собираюсь оправдываться. Или ты мне веришь сразу, или бесполезно объяснять. – Леша попытался еще раз обнять меня, но я вырвалась. – Ты мне нравишься. Нравишься больше всех остальных людей на этой планете.

Моя голова оказалась в тисках Лешиных рук. Поцеловав, он сильно обнял меня, и я не нашла в себе сил выяснять отношения:

– Леш, а ты правда умеешь корову доить?

На секунду замерев, Леша осознавал, о чем я спрашиваю, и заулыбался:

– Умею. И пасти умею. Иди ко мне.

Осталось смутное воспоминание о поцелуях и том, как я неуклюже выбиралась из машины, как шла по скользкому асфальту бульвара, опираясь на трость.

Дверь открылась быстро. Стерва привычно побежала в ванную, ожидая мытья лап. Кажется, я включила телевизор. Или выключила. Помню коричневый ворс покрывала на кровати… С ума сойти! Я люблю фальшивомонетчика и авантюриста. Мне без него тяжело дышать. Как уменьшить боль? Куда деть свое отчаяние? Внутри все жжет, и невозможно плакать. Лежать стало невозможно, и я поплелась на кухню.

В холодильнике стояла уполовиненная бутылка анисовой водки. Эдуард Арсенович не советовал пить что-нибудь выше двенадцати градусов. Я и не пила. Но теперь самое время.

Из оставшейся от переезда посуды я выбрала бокал побольше, вылила туда сорокоградусную и вдохнула воздух.

Летом видела двух мужиков, вошедших в загул. Похмелялись они утром часов в девять, купив у нашей соседки по даче неочищенный самогон. Самогон мутный, с сивушным запахом, сшибающим птиц на лету. Мужик похлипче глотнул первым, и самогон встал у него посередине горла, стремясь нарушить законы тяготения. Второй заорал: «Держи нутро, сволочь! Денег больше нет!»

Нюхнув водки, я тоже приказала себе «держать нутро», и в семь глотков влила в себя водку. Очень противно. Жест из генетической памяти пришел сам собой. Согнув правую руку, я вдохнула запах шерстяного свитера, так сказать, закусила мануфактуркой. Водка шибанула в голову минуты через две. Но шибанула так, что пришлось сесть на стул. Кухня поплыла в легком тумане… Мне стало легче? Не очень.

Зазвонил телефон.

– Да, – не ожидая ничего хорошего, в трубку сказала я.

– Привет, Настя, это Вадим. Ты как там? Не обижают тебя?

– Обижают. – Я, как хорошая актриса, от души всхлипнула. – Леша меня бросил.

– Какой кошмар! – Сочувствия в голосе Вадима было столько, сколько жидкости в таракане. – Если тебе одиноко, могу приехать, развлечь.

– Сегодня не то настроение. А завтра, может быть. И не забудь отдать мне мои деньги. – Молчание на другом конце трубки мне не понравилось. – Семь тысяч триста евро. Помнишь?

– Помню, – с тоской ответил Вадик. – Я тебе перезвоню.

И он быстренько отключился. Ровно через минуту опять зазвонил телефон.

– Да.

– Привет, капитанша Флинт. Пиастры приготовила? – Неприятный голос старался быть вежливым.