Катя Радель - 159. Статья или поза?

Итак, я была готова услышать эту лекцию: возможно, я узнаю что-то новое и необычное об искусстве осознанного управления потоком, осознания потока, жизни в потоке. Для меня это искусство означает позволить всем быть теми, кто они есть, позволить всему проявиться и использовать эти проявления.

Я настроилась на появление Ма Лины, что придало моему сознанию ощущение некоторой торжественности. Я не знаю почему, но мое сердце охватило волнение, оно забилось в предчувствии чего-то неожиданного, возвышенного, как будто само откровение должно было спуститься с облака. Но я следовала потоку своих ощущений, как потоку реки, которая знает о своей цели – достичь океана.

Сначала подул легкий ветер. Окна слегка приоткрылись под его мягким порывом. В комнате стало светлее и просторнее. Нечто уже происходило. Как логическое завершение нарастающего потока света в дверном проеме появилась Ма Лина. То, что я увидела, поразило меня не меньше молнии в ясный солнечный день. Ма Лина вплыла в класс, как будто на легком облаке. На ней было невероятной красоты и сложности шелковое платье бледно-бежевых тонов, расшитое лотосами цветов заката в западных горах Сишань.

Прическа больше напоминала сложное архитектурное сооружение – такое же гармоничное, как и сложные даосские храмы в окружении живописной природы: на склонах неприступных гор или в лесных чащах, у зеркала озер или неподалеку от горной речки.

Природная красота лица была подчеркнута жемчужной пудрой и красками, нанесенными так же божественно, как стихи на рисовую бумагу, которые оставляют без ответа извечный вопрос: что прекраснее – каллиграфия, стихи или рисунок на полях рукописи?

Аура ароматов, едва уловимых, где-то на грани восприятия, оставляла невидимый шлейф и создавала особое пространство, обладающее притягательной силой, противиться которой было невозможно. Я не прочитала ни одного аромата, но и не поддаться магии этого пространства я тоже не смогла.

В руках у Ма Лины был изящный веер невиданной красоты, который мог сравниться по притягательности только с ее запястьем, будто выточенным из белого нефрита. Невозможно передать словами, невозможно научить этому искусству, можно только видеть, восхищаться, чувствовать и находиться под его обаянием. Девочки в классе должны были стремиться овладеть этим искусством. Немногие из них станут великими художниками, но мастерами должны стать все.

Ма Лина раскрыла веер. На его узких полосках дерева были записаны стихи, а на шелковом оперении – сцены из жизни великих куртизанок в миниатюре. Эта вещь была прекрасна и хрупка, словно сама жизнь. Однако не надо забывать, что в женских боевых искусствах она является грозным оружием, останавливая и перенаправляя потоки энергии.

Ма Лина была непревзойденным мастером женственности. Ее белая мраморная кожа излучала энергию и силу, перед которыми не смогли бы устоять ни юноша, ни опытный и закаленный в боях воин, ни привередливый вельможа, ни сам император. Но только знающий и посвященный мастер мог по достоинству оценить ее искусство. Поэтому все это великолепие было обращено к нам, ее ученицам. То, что мы видели, чувствовали, стало настоящим фейерверком женского триумфа.

Ее молодость и красота были результатом долгих и упорных тренировок. Это была естественная энергия молодости истинной и посвященной. Конечно же, она была знакома с комплексом гимнастических упражнений «учинси» («Забавы пяти животных»), подражающих движениям тигра, оленя, медведя, обезьяны и аиста. Она знала, как сочетать упражнения с другими методами лечения. Но все это было лишь модными веяниями, пригодными для тех, кто не хотел идти по тернистому пути познания сущности явлений. Да, те практики, которыми владела она, требовали знаний, дисциплины и осознания каждого момента жизни. Чувство меры и чувство наслаждения жизнью вели ее по Пути.

Вряд ли у кого-либо могло возникнуть сомнение в том, что эта женщина обладает искусством направлять поток событий. Она была просто прекрасна. А когда вы созерцаете нечто прекрасное или возвращаетесь в своем сознании к образу прекрасного, то в вашем мозгу возникают положительные ожидания, связанные с этим образом. Если же этот образ достаточно сильно завладел вашим вниманием и поглотил всю вашу способность сосредоточиваться, то ваше тело расслабится и уподобится водорослям в горной речке, и через него, как поток горной, хрустально чистой воды, потечет энергия, и вы наполнитесь наслаждением.

Наслаждаясь и созерцая, я оставалась открытой для всего, что происходило в классе, что могло случиться в каждый момент, без какого-либо осуждения ее молчания или зовуще-томного взгляда вдаль. Я просто наблюдала за этой божественной красотой, а сознание само по себе отмечало вокруг все прекрасное и гармоничное. Те вещи и предметы, к которым я уже привыкла, обратили, наконец, на себя мое внимание своей созвучностью с окружающим пространством, совершенством формы, размера, волнением цветов, своими пропорциями.

Ничто не возмущало окружающую обстановку, которая выглядела как законченное произведение искусства, как образец божественной красоты. Все было само по себе и, в то же время, плавно перетекало друг в друга. Казалось, измени что-нибудь в прическе Ма Лины или переставь эти изящные, в виде мифической собаки, горелки для воскурения благовоний, используемых для профилактики болезней и усиления памяти и сосредоточения во время занятий, как все разрушится и распадется на фрагменты.

Мое сознание открылось всему прекрасному, мысли и чувства перетекали друг в друга и порождали друг друга. Чувства исходили уже от самой формы предметов, от их цвета. Мозг отдыхал, он ничего не оценивал. Внимание переходило от пластических линий крупных форм к мелким деталям, как будто по спирали уходило в глубины космоса. Однако также плавно оно возвращалось обратно, сохраняя в памяти, как будто в тайной комнате, образ того, что только что владело моим вниманием.

Я сама себе казалась пожирательницей этой красоты. Эту рукотворную гармонию и божественную красоту я с невероятной скоростью переносила внутрь себя, обогащая ими свое внутреннее пространство. Прикрывая глаза, я с наслаждением перебирала на полочках своей внутренней комнаты все эти образы, до мельчайших деталей записанные в объемном, трехмерном виде.

Вот шелковые рукава, расшитые по краям мелким жемчугом, оставаясь невесомыми, сохраняют форму бутона, из которого выглядывает нежное запястье из белого нефрита, перетекающее в раскрытый веер. А вот подол платья, также расшитый жемчугом, который не позволяет шелку скользить и скручиваться, а создает плавную линию подола. Жемчуг почти незаметен, но сколько же его нужно было, чтобы создать этот эффект?