Галина Романова - Завтра не наступит никогда

– Постараюсь.

Совсем этот бравый офицер засмущал бедную Машу Гаврилову. Где же ей было памяти-то этой взяться? Пропита она давно, память ее. Сейчас хоть и перестала выпивать, а голова по-прежнему туговато варит. Оттого, может, и стул со сломанной ножкой проморгала.

– Итак, ты должна вспомнить, дорогая, оставляла ли ты открытой комнату в дни, предшествующие убийству Маргариты Шлюпиковой?

– Конечно, оставляла, – выпалила она с облегчением.

Уж это-то она помнила. Когда Марго со своим красавчиком явилась, Маша только из ванной выбралась, дверь не запирала. Потом вечером готовила себе что-то в кухне, тоже дверь была раскрыта. Да и вообще она в те дни почти никуда не ходила, не ее смена была за прилавком стоять, потому ключ в замке и торчал почти всегда.

– Молодец, – похвалил ее Орлов, внимательно выслушав рассказ. – А теперь у меня к тебе еще один очень важный вопрос…

– Задавайте, – покивала она, вдохновленная его похвалой.

– Вспомни, только подумай сначала основательно, хорошо?

Она снова кивнула.

– Вспомни, кому ты рассказывала о том, что угрожала Марго? Рассказывала или вас кто-то мог слышать? Вспоминай основательно, Мария! От этого твоя судьба зависит и судьба твоего парня.

– Какого парня? – опешила она.

– Сына, в смысле.

– А… А как это? При чем тут он? – Она перепугалась так, что лицо у нее посерело, а плечи налились такой тяжестью, будто по пудовой гире в каждой руке повисло.

– Да я не в том смысле, дурочка. – Орлов цокнул языком, ну не мог он с бабьим племенем как надо общаться, не хватало ему природной деликатности, хоть убей. – А в том, что, как только расследование закончится и с тебя снимут все подозрения, я постараюсь помочь тебе собрать документы и ходатайства там всякие, чтобы ты его вернуть смогла.

– Да вы что!!! Правда?! Не врете?! И Гаврюшку мне вернут?!

– Я же сказал, что постараюсь, Мария, – чуть осадил он расчувствовавшуюся женщину. – А все дальнейшее будет зависеть только от тебя, поняла?

– Да, да!

– Так вспоминай давай, кому рассказывала, кто мог вас подслушать, кроме любовника Марго, ну?

– Так тут и вспоминать нечего.

Маша глубоко вдохнула воздух, который будто провалился куда-то после обещания бравого офицера. Ну нечем дышать, хоть ложись и умирай! И в голове такой гул поднялся, и в сердце горячо-горячо, словно плавится там что-то.

– Давай, давай, – поторопил ее Орлов, которому не терпелось услышать подтверждение своих догадок.

– Слышать нас никто не мог. Разговор возле моей двери происходил, как раз напротив входной, – сдавленным голосом начала она рассказывать, боясь разреветься от неожиданного счастья, забрезжившего где-то там вдалеке. – Кто на работе был, у кого комната далеко, не слышно оттуда. В кухне никого не было, чтобы подслушать. Туалет тоже пустовал.

– Значит, подслушать вас никто не мог?

– Нет.

– А ты кому-то рассказывала, да?

– Рассказывала. Соне Миндалиной, соседке. Ей рассказывала.

– Эта та полная еврейка, с которой я беседовал?

– Да, она.

– Расскажи мне о ней, кто такая, с кем живет, с кем дружит? В каких отношениях с Марго состояла?

– Соня? – Маша пожала плечами, не понимая, куда клонит офицер. – Она одинокая. С Марго она в нормальных отношениях была, не собачилась, одним словом. Ни с кем не дружит, ни к кому в гости не ходит.

– А к ней?

– А к ней только Сашка.

– Сын?

– Да нет. Сосед бывший. Он ее квартиры лишил, Соня бомжевала долго. Он ее потом нашел, каялся. Говорит, что бог его наказал за все. Жены лишился, здоровья нет. И сюда он ее поселил. За комнату будто тоже он платит.

– А ее квартиру вернуть ей не пытался, нет? – ухмыльнулся недобро Орлов.

Ишь, доброхот какой Саша этот! Грехи, стало быть, замаливает, комнатку женщине в коммуналке снимая. А то, что живет в ее квартире, словно так и надо. Давил бы таких Орлов без суда и следствия.

– Я не знаю, пытался он или нет. Может, Соня сама отказалась туда вернуться. У нее ведь вся семья погибла, ей там худо было в тех стенах-то.

– Хорошо, – скрипя зубами, согласился Орлов. – Когда в последний раз приходил Саша?

– Ой, я не помню, – смутилась Маша Гаврилова. – Он ведь как зайдет, нырнет в комнату к Соне и не видно его.

– А часто заходит?

– Да по-разному. Он ей вещи приносит, еду. Когда деньги дает. Она любит его, Сашу-то.

– А за что любит-то? За деньги?

– Да нет… – Маша задумалась ненадолго. – Наверное, любит потому, что ей больше любить некого.

Больше любить некого…

Эта нехитрая житейская мудрость бывшей алкоголички не давала Орлову покоя всю дорогу, пока он домой возвращался.

Что же получается, рассуждал он за рулем своего автомобиля, если некого любить, то станешь любить кого попало? Так, что ли? И если его вот сейчас неудержимо начало тянуть к Владе Удаловой, то это не по какой-то милой сентиментальной причине, а потому, что у него давно не было женщины. Еще потому, что в его окружении женщины попросту отсутствовали. А также еще потому, что на них у него просто не было времени. И что получалось?

И получалось, что Влада, появившись в его кабинете, все эти пробелы восполнила, и Орлов волей или неволей ею стал интересоваться. Потом увлекся. А теперь его к ней уже и тянет, и скучает он по ней, если не видит несколько часов. И?..

Дальше-то что?! Влюбился он в нее потому, что больше любить некого или она того достойна?

– Дрянь какая-то лезет в голову! – проворчал он, сворачивая к дому. – И не люблю я эту троечницу, еще чего! Гаврилова брякнула языком, а ты теперь голову ломаешь.

Голову он продолжил ломать и дома, но уже по другой причине. Очень уж ему не понравился новый персонаж в запутанном деле об убийстве Маргариты Шлюпиковой.

Саша…

Кто такой этот Саша? Что собой представляет? Судя по рассказам Марии Гавриловой, паскуда еще та. Это Соня Миндалина, очертеневшая от горя, млеет от его подачек, совсем забыв о том, что Саша сделал ее бездомной. Орлов великолепно понимает цену такой добропорядочности. Такой человечишко маму родную заложит, если понадобится.

Мог он, к примеру?..

И вот тут Орлов поймал себя на мысли, ловя вилкой макароны в тарелке, что без Удаловой ему не так уж хорошо думается. Пускай ее иногда и заносило, но рациональных зерен в ее вечной говорильне было хоть отбавляй.

Он отодвинул тарелку, взялся за телефон и минуты три мучился вопросом: звонить ей или не звонить? Время не раннее, раз. Угостить ее нечем, два. В квартире не прибрано, три.

Да и как еще она воспримет его приглашение? Может счесть за оскорбление? Запросто! Она ведь такая замороченная. Явится к нему, мало того что в очках бутафорских, так еще и дуэнью прихватит, чтобы ничего такого.