Татьяна Устинова - Всегда говори «Всегда» – 4

– Знакомься, Вань, Юрий Владимирович. Это, брат, такая инстанция! Самая надежная инстанция! Юр! – Сергей тряхнул Градова за плечо. – Это тот самый Иван Петрович, которому я слово дал!

Юрка вышел из ступора, оторвал наконец взгляд от Марины и перевел его на Ваньку.

– Голубев, – протянул ему руку пацан.

– Градов… – слегка поклонился Юрка и пожал маленькую ладошку. – Юрий Владимирович.

Марина соскользнула с подоконника и, пока Градов ее не видел, скрылась за углом в коридоре.

Кажется, у завхоза Галины Ивановны она когда-то видела фен. Нужно привести себя в порядок и…

Перестать думать о Юрке.

Этот день принес Барышеву удовлетворение и радость – особенно детские рисунки.

Он разложил их перед собой за ужином и просматривал, отмечая на каждом три человеческие фигурки рядом с причудливыми домами. Только возле Ванькиного дома, очень простого, кстати, и лаконичного, – два этажа, строгая крыша, балкон, – были пририсованы две фигурки. Одна маленькая, с рыжими волосами, другая – в юбке, с длинной косой.

Ольга взяла этот «проект» и положила перед собой.

– Вот этот очень хороший, – грустно сказала она. – От него больше всего сжимается сердце…

– Ты бы видела детские лица, когда они услышали про эти инстанции! – улыбнулся Сергей. – А Юрка… по-моему, он напугался! Не привык к такой аудитории. Потому что своих детей нет.

Сергей съел ложку уже остывшего супа и снова начал перебирать «проекты». Дворцы, избушки и даже пагоды…

– Так надо его женить после выборов, Сереж! – вдруг воодушевленно предложила Ольга, и глаза ее загорелись. – Вот бы с Надей его познакомить!

– С Надей?! – опешил Сергей.

– А что? Аккуратненько так… – Она встала, убрала тарелку с недоеденным супом и отрезала большой кусок рыбного пирога. – Как бы между прочим познакомить…

Сергей захохотал, представив «нечаянное» знакомство своенравной, вздорной Надьки, у которой «иммунитет взрывается» от всех мужиков, и влюбленного по уши в Марину Юрки…

Да они вдрызг разругаются в первые же пять минут!

– Чего ты, Сереж? – обиделась Ольга. – Что смешного я сказала?

– Знаешь, Оль… Мне кажется, Юрка еще не перегорел… У него любовь неземная.

– К Марине? – догадалась Ольга.

– Вот видишь, даже ты поняла.

Сергей только принялся за пирог, как на кухню ворвались дети и, отбирая друг у друга пульт от телевизора, наперебой закричали:

– Там мамин ролик идет!

– По второму каналу!

– Прико-ольный!

Экран вспыхнул, на нем замелькали веселые нарисованные слоны, призывающие попробовать удивительно вкусное и полезное детское питание.

– Старый, – улыбнулась Ольга, замерев перед телевизором. – «Солнечный ветер» по моим эскизам делал.

В ее позе, в ее голосе было столько тоски по любимой работе, что Сергею неожиданно стало стыдно.

Очень.

Он встал и обнял ее.

– Скучно тебе, Оль?

– Что? – не поняла она и рассеянно, с наигранной небрежностью, добавила: – Нет, нет… Просто сейчас я бы по-другому сделала…

Наверное, я последняя сволочь, подумал Сергей. Наверное, отец бы меня не одобрил.

Но… я так боюсь, так не хочу, чтобы кроме семьи у нее появилась еще любовь.

Пусть даже к работе.

И как избавиться от этого страха – не знаю.

Нужно сказать сейчас, немедленно: «Если хочешь… возвращайся в «Солнечный ветер».

Но он не смог.

Не созрел. Смалодушничал.

Испугался.

Потому что вспомнил свою жизнь без нее.

Чтобы подписать заявление об уходе, пришлось ехать за город.

О том, что Надежда Петровна живет у Барышевых, ему сказал Тимур. И предупредил – Ольга с мужем уехали.

Тем лучше, решил Олег. Почему-то ему была приятна мысль, что Надя одна в большом доме…

Едва подъехав к воротам, он услышал звонкий детский голос:

– Мам! Что поливать?!

– Да все подряд! – ответила Надя.

Дим Димыч, догадался Олег. Он знал, как Грозовский гордился сыном, а особенно тем, что у них одинаковые имена.

– Шланг сломался! – крикнул Димка.

– Значит, будем поливать из лейки! – громко сказала Надежда, и за воротами что-то загремело, будто из груды железяк вытащили самую нижнюю…

Олег усмехнулся.

Он разгладил заявление и положил его в прозрачную папку-файл.

На звонок никто не ответил, но калитка легко и беззвучно открылась…

Среди буйно цветущей сирени и огромных клумб с нежными ландышами бродил пацаненок с лейкой и поливал все подряд – цветы, кустарники, резные ограждения клумб, дорожки, посыпанные крупным гравием, и свои собственные сандалии.

– Ну, брат, ты даешь, – присел перед ним Олег, пряча за спину заявление, чтобы в папку не попала вода. – Что же ты воду не экономишь?

– А чего ее экономить-то? – спросил пацаненок, уставившись на Олега темными глазами Грозовского. – Вода же…

– И то правда, – согласился Олег. – Только сандалии-то, смотри, не испорти.

Дим Димыч внимательно посмотрел на мокрые сандалии, потом на Олега и вдруг попросил:

– Ты только маме не говори, что я сам себя поливал… Она будет ругаться.

Олег видел, что Надя уже вышла из дома и слышит их разговор, но пообещал:

– Зуб даю!

Он встал и подошел к Надежде, отметив, что она нисколько не удивлена его появлением.

На ней был длинный розовый сарафан, а на голове – широкополая соломенная шляпа, из-под которой выбивались рыжие непослушные пряди. Зеленые глаза смотрели без малейшего смущения, если не сказать – с вызовом.

– Здравствуйте, Олег!

– Здравствуйте, Надежда Петровна.

Он достал заявление из прозрачной папки, протянул ей.

– Давайте, – усмехнулась она и быстро пробежала глазами написанное. И вдруг посмотрела на него без вызова, без насмешки, а как будто бы виновато.

– Олег… Я думала, вы поняли… Я не собиралась вас увольнять! Это было сказано сгоряча… – Виноватый взгляд не шел ей. Куда больше она ему нравилась колючей и своенравной.

– Я понял, Надежда Петровна, но дело не в этом. Я нашел другую работу. По профессии.

Как и Ольга, она не поверила. Полыхнула в него гневным взглядом и уже совсем без чувства вины отрезала начальственным тоном, в котором сквозил металл:

– Ваша профессия – водить машину. Я прибавлю вам зарплату, если в этом дело.

– Пожалуйста, подпишите заявление, – твердо сказал Олег.

Дальнейший ход событий – торжественное разрывание заявления на четыре части – прервал ледяной душ. Он обрушился мощной струей на Олега, на Надю, на заявление, превратив его в мокрый бесполезный клочок бумаги. Надя взвизгнула, отвернувшись, и прикрыла заявлением лицо. Олег засмеялся, потому что на всякий непредвиденный случай во внутреннем кармане у него лежал еще один экземпляр – и он вряд ли успел намокнуть…