Джудит Гулд - Плохо быть богатой

Эдвина подставила щеку для искусного полувоздушного поцелуя, отвечая хозяйке тем же.

— Ты великолепно выглядишь! — проворковала Анук, отступая на шаг назад. Ее топазовые глаза цепко исследовали Эдвину с головы до ног. — Я всегда говорила, что на тебе даже массовая модель Антонио смотрится как индивидуальный заказ!

Эдвина выдавила из себя дружескую улыбку: сейчас ей вовсе не хотелось отвечать на сомнительный комплимент какой-нибудь остроумной колкостью.

— А ты, Анук, просто ошеломительна. Впрочем, как всегда.

— Ты об этом? — Анук небрежно взмахнула рукой, обводя свой туалет, и слегка пожала плечами. — Это всего лишь безделица, которую Антонио состряпал для меня на скорую руку. Право же, даже не стоит внимания.

Беспечность, как всегда, удалась Анук мастерски.

Обладая сверхъестественным талантом предугадывать, кто и как будет одет, она заранее вычислила — с абсолютной точностью, а как же иначе? — что женщины предпочтут для данного вечера яркие сверхсовременные туалеты всех цветов радуги. Именно поэтому Анук выбрала для себя черный цвет. Простое черное бархатное платье, доходящее до пола, оставляло обнаженными ее узкие элегантные плечи. Нет, совсем простым это платье назвать было нельзя: на спине, подобно огромной бабочке, его украшал шелковый черный бант, переходящий в длинный шелковый шлейф. На Анук не было ни колец, ни браслетов, только сапфиры от „Булгари", сиявшие в ее ушах и на тонкой шее: денег, уплаченных за эти сапфиры, вполне хватило бы на свершение небольшой революции.

Широко распахнутые глаза Анук слегка сузились, оценивающе смерив Р.Л. с головы до ног. Все-таки нужно отдать Эдвине должное, когда она того заслуживает: эта простенькая студенточка в свое время сумела окрутить и женить на себе известного и самого обаятельного хирурга-пластика в мире — а вот теперь явилась сюда с очередным, далеко не худшим, представителем сильного пола. Чем только она их берет, непонятно!

— Могу я полюбопытствовать, кто твой потрясающий спутник? — промурлыкала Анук с шутливой требовательностью, вопросительно глядя на Эдвину. — И почему я не видела его раньше?

Эдвина представила ей Р.Л., и он взял протянутую ему руку, склонясь в чуть ироничном поцелуе к ее пальцам. Тщательно выщипанные брови Анук взметнулись в снисходительном изумлении.

— Ах-ах, какая галантность! — В ее глазах что-то мелькнуло. — Шеклбери… Шеклбери… — Она задумчиво постучала пальчиком по губам, и тут же безупречно подкрашенные глаза распахнулись еще шире: — Нет-нет, молчите! Я все скажу сама! Сеть универсальных магазинов в Бостоне? Ваш отец умер несколько лет назад, теперь я вспомнила!

— Виноват, — проговорил Р.Л., сконфуженно улыбаясь.

Анук внезапно превратилась в само очарование.

— Дорогой мой, как же так: ни один из ваших двадцати трех универмагов не представляет Антонио де Рискаля! — Она шутливо погрозила ему пальчиком: — Как не стыдно! Нам просто необходимо исправить это упущение, не так ли?

Р.Л. не мог сдержать удивления.

— Откуда вы знаете, что у нас двадцать три магазина, и в них не представлена фирма де Рискаля?

— Знаю, — рассмеялась Анук без тени хвастовства, просто констатируя факт. — Я знаю все, достойные того, чтобы их знали, торговые центры и дорогие магазины по всему миру. И те, что представляют де Рискаля, и те, что нет.

Р.Л. смотрел на нее со все возрастающим интересом и уважением. Инстинкт подсказывал ему, что этот мастерский макияж, изысканно-дорогие наряды и математически рассчитанные манеры Анук де Рискаль скрывают хитрую и мудрую фигуру, правящую индустрией моды, грозную силу, стоящую за троном.

Эдвина, уязвленная тем, что Анук как бы отодвинула ее в сторону, почувствовала, как в ней закипает ярость. Вовсе не в ее правилах быть кому-то обузой, и подобные сюрпризы ей не по вкусу. Почему Р.Л. не сказал ей, что владеет универмагами? Почему она должна узнавать эту новость последней, да еще из случайной беседы с Анук?

С трудом сдерживаясь, Эдвина постаралась собраться. Умом она понимала, что не имеет права обижаться. Разве Р.Л. обязан ей что-то объяснять? Он и раньше-то никогда не любил хвастаться. Давным-давно, еще во времена их романа, она совершенно случайно узнала о том, что его отец — крупнейший торговый магнат. Похоже на то, что Р.Л. чуть ли не стеснялся огромного богатства своей семьи.

— К несчастью, — проговорила Анук, — мы не можем позволить вашим магазинам в Чикаго и Сан-Франциско представлять Антонио де Рискаля. Тут эксклюзивные права у универмага „Ай Мэгнин". Но ведь у вас есть и другие магазины, в других городах…

Эдвина слушала их краем уха, изобразив застывшую на губах улыбку, от которой уже начинали неметь мускулы лица. Справедливости ради — к чему она всегда стремилась — нужно признать, что у Р.Л. и времени-то не было поведать ей, что он возглавляет „Шеклбери-Принс". И все же Эдвина никак не могла с собой справиться, обида от кажущегося пренебрежения душила ее.

— Ну да хватит об этом, — прозвенел колокольчиком голос Анук. — О делах можно поговорить и в другое время. Пойдемте, дорогой мой. — Змеиным движением она просунула тонкую руку под руку Р.Л., словно боясь, что он ускользнет от нее, и, приняв королевский вид, повела его по оставшейся части коридора к гостиной. Эдвина плелась сзади, чувствуя себя окончательно преданной. Р.Л., то и дело оборачиваясь, метал в нее беспомощные взгляды, однако Анук, словно клещами вцепилась в него, вовсе не собираясь его отпускать.

Размеры гостиной де Рискалей могли бы поспорить размерами с обычным одноэтажным жилым домом, и Эдвина подозревала, что главной задумкой хозяев и дизайнеров было желание эпатировать гостей. Как всегда, едва переступив порог этой залы, она в мгновение ока превращалась в лилипутку, крошечную балеринку, помещенную внутрь сверкающей алой шкатулки для драгоценностей. Она мгновенно тонула среди обитых красным шелковым бархатом стен, утопала в милях алого шелка, украшенного бахромой, которым были драпированы окна и который удерживали алые шелковые шнуры с кисточками на концах — прочные, как буксирные тросы. Бюсты римских императоров, водруженные в простенках между узкими окнами на постаменты из розового мрамора, молчаливо взирали на собравшихся. Гости, разбившись на живописные группы, — кто сидя, кто стоя с бокалами шампанского в руках, — напоминали живые драгоценности, рассыпанные по роскошным турецкой работы коврам. Горели свечи. Разгорались разговоры. Пылал огонь в огромном камине, и оживлялись лица собравшихся в гостиной людей. Установленные напротив друг друга по обеим сторонам залы огромные, во всю стену, зеркала растягивали эту элегантную сцену до бесконечности. Возможно, вся эта роскошь мало напоминала обычный дом, но именно ему принадлежало сердце Анук.