У врага за пазухой (СИ) - Мария Сергеевна Коваленко
— Это был чертовски долгий вечер, — распахивая дверь квартиры, говорит Яр.
Вроде бы никаких намеков, а ощущается так, словно он говорит не о вечере, а о всех наших днях.
— Ломоносов мог выбрать кого угодно. Жаль, что выбрал меня.
Сажусь на диван и тут же встаю. Неуютно. Не могу избавиться от чувства, что теперь я даже сидеть здесь не имею права.
— Уже жалеешь? — Улыбка Яра напоминает оскал.
— Я не просилась на это расследование. Все десять лет я считала тебя убийцей отца и мечтала лишь об одном — вывести на чистую воду.
— Отлично вывела. — Аплодирует Вольский. — Я бы даже сказал — завела!
— Папа был здоров до суда. В тюрьме умер через год. Сам понимаешь, как это выглядело.
За ребрами словно сжатая пружина. Распрямится — превращусь в слезливую тряпку.
— Ты поэтому спрашивала о мести? А я, идиот, думал, что это сочувствие.
— Прости…
Не могу разговаривать с ним так — на расстоянии, как с чужим. Тело ломает от желания обнять, прижаться головой к груди, вдохнуть уже родной запах.
Как же быстро я вросла в Ярослава Вольского! Стала слабой рядом с ним, спрятала все свои защитные колючки…
— Так мой ответ тебя убедил? Обвинения сняты? Или нужны доказательства? Развернутый отчет, чем я занимался в те проклятые месяцы. Сколько пил? Сколько ночей мечтал сдохнуть? — снова заводится Яр. — Думаю, если поднапрячься, смогу вспомнить всё в подробностях. Даже сколько баб перетрахал, пока перестал представлять лицо жены.
— Я знаю, что ты ничего не делал. Теперь знаю. — Подхожу к нему, как к плахе. Тянусь к груди. Скольжу ладонями по рубашке.
— Счастье-то какое! Не зря взялась за это дело.
Яр не двигается. Никаких объятий. Никакого тепла. Чужак.
— Я… — Губы пересыхают. В голове только одна фраза. Не нужно ее сейчас произносить. Слишком много между нами недоверия. Целая китайская стена лжи.
— Не противно было? Каково оно — трахаться с тем, кого ненавидишь?
— Я не ненавижу.
— Жалко стало?
— Нет, — мотаю головой. — Я люблю тебя, — запрещенные слова сами срываются с губ, и сердце замирает. — Люблю так сильно, что больно.
Глава 51
Не знаю, на что я надеюсь, признаваясь в чувствах… Хотя нет, вру. В глубине души, как обычная влюбленная идиотка, я мечтаю получить ответное признание. Любовь за любовь. Если не на словах, то хотя бы увидеть его во взгляде.
Но момент подобран дико неудачно. В глазах Яра прежняя чернота, а слова… После небольшой паузы он говорит совсем не то, что я надеялась услышать.
— Мне нужно остыть. — Яр отрывает меня от себя и поворачивается в сторону выхода.
— Ты надолго?
Без его поддержки я безвольным облачком опускаюсь на диван.
— Не жди, — говорит, не оглядываясь. — Ложись спать. Завтра прилетает Китаец. Хрен его знает, как все пойдет. Лучше отдохнуть.
— Тебе тоже… — хриплю в спину. — Не исчезай надолго.
Терпеливо жду, что скажет Яр. Только ответом мне звучат скрежет ключа и тихий хлопок двери.
После его ухода на душе становится еще хуже. Я проваливаюсь в яму из отчаяния и растерянности. В таком состоянии сложно мыслить здраво или выполнять чужие просьбы.
Вместо того чтобы подняться и уйти в душ, раскачиваюсь на одном месте. Забив на сон, жду.
Первые полчаса время тянется адски медленно. Секундная стрелка скользит по циферблату со скоростью улитки. А минутная вообще не хочет двигаться.
Вторые полчаса — все ускоряется. Я больше не могу сидеть на проклятом диване. Надеясь увидеть Яра, хожу от окна к окну. Готовая выйти к нему навстречу, меняю красное платье на удобные брюки и толстовку.
В эти короткие минуты со страха еще верится в лучшее. Напряженные извилины готовы цепляться за любое оправдание: Яр не прогнал меня, когда узнал правду, не ругался и не громил кулаками стены.
«Он еще не чужой», — смахивая первые слезы, успокаиваю я себя. Но за следующий час все желания выгорают, а надежды на прощение отправляются в утиль.
Все же Ира была права — я дожила почти до тридцати, а так и не научилась правильно страдать. Другая на моем месте рыдала бы в подушку, строчила сообщения любимому или молилась. Она ждала бы до последнего. Чтобы посмотреть в глаза и гордо уйти. Или чтобы обнять, даже против воли, и остаться.
Другая, мудрая, не стала бы собирать вещи и среди ночи вызывать себе такси. А я… Когда нормальные женщины стояли в очереди к Богу за мудростью, я, похоже, носилась в стороне — за справедливостью и разбитым сердцем.
* * *
Родная квартира встречает меня затхлым запахом и сантиметром пыли на всех поверхностях.
Как ни странно, это не расстраивает и не злит. Квартира сейчас напоминает меня саму. Мы с ней как из одного теста — забытые, уставшие и грязные.
Наверное, нужно плюнуть на такой тотальный беспорядок и лечь спать. Как назло, сна ни в одном глазу.
Оставив у входа свой чемодан и коробку с документами Бухгалтера, я закатываю рукава. И долгих два часа занимаюсь древнейшей женской психотерапией.
Меняю постельное белье. Сметаю в кучку осколки разбитой чашки и прочий мусор. Старательною драю полы и вытираю влажной салфеткой книжные полки.
Выматываю себя до такой степени, что к трем начинаю зевать, и ближе к четырем отключаюсь в неудобном кресле рядом с кроватью.
Утро после такого сна по определению не должно было добрым. Но у меня ничего не болит, а голова удивительно ясная.
Вероятно, это еще один баг в моей женской программе. Однако не хочу об этом даже думать. Пока варится кофе, быстро проверяю последние новости. И затем сразу же берусь за работу.
Снова раскладываю на полу все бумаги. Перепроверяю записи в своем блокноте. И, убедившись, в прежней гипотезе, делаю единственное, что можно сделать в таком случае.
Из всех людей, знавших Китайца и Бухгалтера, у меня есть контакт лишь одного… Вернее — одной. Несколько дней назад она уже помогла мне — слила всю подноготную бывшего мужа. Тогда это случилось благодаря помощи Яра. Его мальчишки совершили настоящее чудо с бывшей женой Бурового.
Сейчас рядом со мной нет ни Яра, ни его подопечных, но что-то подсказывает — Галина Петровна знает нашего таинственного подражателя. И, если сильно повезет, сможет на него вывести.
Глава 52
Ярослав
Чтобы успокоиться, наяриваю на машине круги по городу. Лет с тридцати не приходилось заниматься такой
