Валерия Вербинина - Разбитое сердце богини

– Как это? – Никита даже растерялся. – Замочим гада, и конец.

– Но Ангела вы еще не нашли, – напомнил Охотник. – Гибель заказчика ничего не решит. Ангел все равно будет продолжать исполнять свою работу. Такой уж он, понимаете?

Никита позеленел. Над столом неожиданно взметнулся злой голос Марины, высокий и тонкий:

– Мы, видите ли, его не нашли! Насколько я помню, это ваша работа – отыскать его. Ведь эта табуретка вспомнила, что у него нет одного сустава мизинца. Что, даже с такой приметой кишка тонка отыскать?

Мысленно я бросила в красивое голубое платье Марины самое жирное и политое обильным соусом блюдо – но только мысленно.

– Кстати о табуретках, – подала я голос. – Как насчет моих денег? Потому что, – тут я швырнула на стол вилку и отодвинула тарелку, – с меня хватит этого бреда. Я хочу мои деньги – и домой. Ваше общество очень вредно для здоровья.

В столовой на мгновение воцарилось молчание.

– Во-первых, – тихо заговорил Калиновский, – мои люди ищут человека с отсутствующей фалангой и ни на миг не прекращают поиски. Это что касается предъявленных мне обвинений. А во-вторых, – он взял бокал, отставив мизинец, и принялся пристально разглядывать рубиновую жидкость в нем, – боюсь, что ваше отсутствие, Татьяна Александровна, преждевременно. Когда мы найдем нашего хлопца, нам необходимо будет опознать его, и тут без вас нам никак не обойтись.

– Ах вот как! – Я побелела от злости. – Но у вас есть его портрет, его описание! Что еще вам от меня надо?

– Вы – свидетель, – повторил Владислав.

– Ну надо же, – издевательски проговорила я. – Разве мебель может быть свидетелем? А ведь ваша жена только что при всех обозвала меня табуреткой.

Калиновский искоса посмотрел на меня, но ничего не сказал. Лицо Охотника словно застыло. Я перевела взгляд на Владислава и заметила, что он неторопливо поставил на стол чашку чая, которую держал в руке. После чего жалкий подкаблучник аккуратно размахнулся и влепил жене такую пощечину, что она вместе со стулом упала на пол, где и осталась лежать, тихонько всхлипывая. Все свидетели этой необычной сцены окаменели, как изваяния. На шее Никиты дернулся кадык. Он сглотнул, но не проронил ни слова.

– Моя жена Марина, – с интонациями денди проговорил Владислав, неторопливо вытирая руки салфеткой, – очень сожалеет о том, что она сказала. Обещаю вам, больше это не повторится. Касательно же денег, – он взял в руку вилку и снова преспокойно принялся за еду, – то я хоть сейчас могу отдать вам всю сумму, о которой вы условились с моим отцом. Для Шарлаховых деньги – не проблема.

Мне было очень трудно продолжить разговор, но я решила расставить все точки над ё.

– И что, я так и буду сидеть сиднем в этом доме? Пока вы не…

– Именно так, – подтвердил Владислав. – Возражения не принимаются.

Никита наконец зашевелился на стуле. Похоже, он хотел помочь Марине подняться с пола, но Владислав взглядом пригвоздил его к месту. Боголюбов приподнял свой зад с сиденья и неловко опустился обратно. Марина сама поднялась на ноги, поставила стул на место и села на него. По щекам ее все еще текли слезы. Владислав же вел себя так, как будто ничего не произошло. Остаток трапезы протек в гробовом молчании.

Глава 23

Банкир Гнедич

Следующие два или три дня прошли без каких-либо заметных происшествий. О депутате Лосеве уже все забыли. Перестрелка в мирном подмосковном поселке упоминалась в средствах массовой информации, но как-то глухо, в виде то ли слуха, то ли непроверенных данных. Я постоянно смотрела телевизор и только раз поймала объявление о том, что Ипполит Шарлахов, известный бизнесмен и т. д., подозреваемый в связях с криминальным миром, неожиданно скончался в кругу семьи от сердечного приступа. Надо отдать должное клану: в нем умели хранить тайны. Но наступил день похорон Ипполита Сергеевича, а Ангел Смерти так и не был найден. Равно как и его таинственный сообщник, всыпавший яд в бутылку мартини.

Следуя совету Калиновского, Владислав принял на похоронах чрезвычайные меры охраны. Все, что можно оцепить, было оцеплено. За каждым забором, на каждом дереве и каждой крыше сидело по снайперу. Позже, уже после похорон, поговаривали, что на кладбище охранники в своем самопожертвовании дошли до того, что даже зарылись в землю под видом покойников, но это, конечно же, было шуткой.

Такие экстраординарные меры были приняты не только потому, что Калиновский, Охотник и оставшиеся в живых Шарлаховы опасались очередного убийства со стороны невидимого, но всемогущего Ангела. Дело в том, что с Кипра на похороны близкого друга прилетел сам банкир Гнедич, фигура во многих отношениях легендарная, но все-таки имеющая больше врагов, нежели друзей. Гнедич был колосс, титан, столп финансового мира. Ни один брокер, даже самый паршивый, в каком-нибудь захолустном Гадюкине, не смел и чихнуть без его разрешения. Но люди не любят столпы, и титаны им тоже не по нутру. Если бы с головы Гнедича (впрочем, совершенно лысой) упал хоть один волос, в винных магазинах непременно выстроилась бы очередь желающих немедленно отметить это событие. Потому что Гнедича ненавидели – за его богатство, за его власть и могущество, но более всего за то, что он был удачлив и неизменно выходил сухим из воды из любых переделок. Несколько раз его пытались убить, стреляли в него, взрывали его автомобиль, но похоже, что этот человек был заговорен. Пули не достигали до цели, автомобили взлетали на воздух именно в тот момент, когда ему вдруг взбредало в голову выйти из машины, чтобы самолично купить газету в каком-нибудь киоске, продавщица которого ему приглянулась. Поговаривали даже, что все эти покушения организовал он сам, чтобы повысить свою популярность, но зачем ему понадобилась эта популярность, никто толком объяснить не мог.

– Да нет, все это ерунда, – отмахнулся Охотник, когда я напрямик задала ему вопрос об этом. – Конечно, все эти покушения были не понарошку, но я не исключаю, что он загодя узнавал о них и делал так, что они срывались.

Я полагала, что в день похорон меня оставят в покое, но не тут-то было: накануне в мою комнату с поджатыми губами заглянула Марина и бросила мне на кровать какой-то продолговатый пакет.

– Это тебе, – процедила она сквозь зубы. – Завтра чтобы выглядела как огурчик.

После чего развернулась и горделиво проследовала прочь из комнаты.

– В чем дело, Охотник? – воззвала я к своему постоянному телохранителю, присутствовавшему при этом событии.

Охотник отвернулся от окна, пейзаж за которым рассматривал до того с преувеличенным вниманием.

– Капитан Калиновский считает, что ты должна пойти.