Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая - Мария Мирей
Как сейчас признаться, что снова оказалась в том чертовом борделе? Как глядя в глаза сказать, что единственная сестра, бросившая меня вместе с матерью была элитной шлюхой? И что долги ее отрабатывать повесили на меня?
Вся эта «правда» так и повисла между нами, навеки погребенная под толстой плитой моего страха увидеть в его глазах отвращение и презрение. Пока в его глазах горят боль, вперемешку со страстью и едва уловимой нежностью, которую он старается глубоко спрятать, я могу жить, говорить, улыбаться. Но что будет, когда эти родные и любимые глаза будут жечь брезгливостью и отвращением? Я гнала подальше от себя даже саму вероятность, боясь представить себе ее даже мысленно.
Его близость давила на меня, мешая мыслить и дышать, заставляя обостриться все мои инстинкты, алчно жаждущие его каждой своей гранью. Мои мысли уже перетекли в другое русло, настроив свои радары на хлещущую через край его сексуальность. Запах его губ, кружил голову, пепел его слов, посылал разум в свой далекий, но такой желанный полет от реальности, туда где нет, всего того что сейчас заставляет его дрожать от злости и смотреть так, что руки на себя наложить хочется.
Тянусь к нему губами, робко прикасаясь к его, таким теплым и родным. Сейчас я не хотела думать ни о чем другом, желая, чтобы он сдался, схватил меня руками, ртом, как сегодня ночью. Чтобы дал почувствовать свою защиту, так необходимую мне. Хотела заглушить, обмануть его страстью кричащий во все горло внутренний голос, сетуйщий, что Влад как собака на сене, и пора это менять. В этом я была с ним солидарна, и даже готова к решительным дальнейшим действием, но… потом.
Сейчас хоть разок почувствовать его тяжесть на себе, глотнуть его аромат, захлебнуться им, позволить растекаться по венам исцеляющим потокам. Осторожно поднимаю дрожащие руки и кладу ему на грудь, чувствуя, как яростно стучит его сердце, боясь сделать вздох, и спугнуть его растерянность и ранимость, показавшуюся вдруг из – под треснувшей маски невозмутимости и равнодушия.
Вкладываю в свой взгляд всю свою любовь, обнажая себя костей, отдавая себя в его руки. Секунды томительно перетекали в минуты, и он казалось замер, как перед обрывом, не решаясь сделать тот самый последний шаг. Но, вдруг, забрало с грохотом захлопывается на нем, пряча все то, что еще секунду назад давало мне надежду, явив мне того самого Влада, которого я ненавидела до судорог, обжигающего своим безразличием и холодом.
– Иди к себе и переоденься. Янка права, ты тоже должна отрабатывать свой хлеб, и теперь будешь помогать Эмме Петровне по дому. И предупреждаю сразу, оставь мысли о побеге. Охрану я уже предупредил. – Сжимая, отдирает мои руки от своей рубашки, не спеша выпускать их из своих. Потом словно опомнившись, отбрасывает их, как – будто они могли его испачкать.– Сейчас должна приехать няня из агентства. Она будет присматривать за ребенком пока ты работаешь. Через пятнадцать минут ты должна быть уже внизу.
Оттолкнувшись от кресла, пошел к выходу, пряча руки в карманах домашних штанов.
– Не забудь, ты должна извиниться перед Янкой, – сказал перед самым выходом, и, не дожидаясь моего согласия, скрылся за дверью.
– Ага, как же! Обязательно.– Проговорила себе под нос, оскорбленная до глубины души тем, что он заставил меня работать. – Ну, ничего, Влад, посмотрим, как долго ты сможешь противостоять мне.
И стоя кровавые планы мести ему и его стерве, я поспешила наверх кормить сына.
Диана
Няня мне не понравилась от слова совсем. Первое что подкосило весь ее имидж в моих глазах,– это фамильярность. Едва переступив порог комнаты, девица начала мне тыкать, поучать, и обращаться со мной так, будто мы знакомы с ней со школьной скамьи. Второе, что я ненавидела, – сплетни. Прожив с Владом под прицелом сотни глаз служащих, меня буквально передергивало от небылиц собственного сочинения, которые регулярно доносились до меня, выводя из себя.
Мало того, как по мне, Ирина, так звали девицу, являла собой представительницу древнейшей профессии, ни мало не смущаясь своего откровенного декольте и коротенькой юбочки, так еще и в добавок ко всему понятия не имела, как обращаться с ребенком. Все эти сюси – пуси выводили меня из себя, но в который раз заглянув в ее положительные рекомендации, характеризирующие ее как профессионала своего дела, я скрепя зубами оставила ее со своим сыном и собралась идти вниз.
–Да, хозяин у нас просто секси, – поправляя коротенькую юбчонку выдала она, – не удивляюсь, почему его супружница волком смотрит. Боится, поди, лишиться тепленького местечка. А, он – то, хорош, в кулаке дамочку держит. Кааак рявкнул на нее, я чуть под ноги ему не свалилась. Хотя я и так еле на ногах устояла при виде его лица и взгляда. Ох, и горяч! Не ожидала моя бедная душа такого сюрприза в виде ста килограммов чистого секса и мужской красоты.
Я так и залипла, открыв рот, вцепившись рукой в дверь, отчего – то промолчав о том, что Янка ему отнюдь не приходится супружницей, как она выразилась.
– А ты что, так и пойдешь в этой бабской юбке? – Критически, морща аккуратный носик, глядя на мой наряд, продолжала девица. – Ты чего? Только не говори, что этот красавчик оставил тебя равнодушной, ни за что не поверю. Такая харизма у мужика – один на два миллиона приходится, как по мне, ему достаточно один взгляд в мою сторону и я согласна!
– Не спеши ему в ноги падать. Он тебя раздавит и не заметит. – Осадила я, пытаясь перевести тему на менее болезненную. Запрещаю себе реагировать на эту сомнительную нимфу, душа в себе ростки недовольства и ревности, мысленно отвесив себе звонкую пощечину. – И юбка у меня в самый раз, а ты лучше за ребенком смотри. – Выскочила, стараясь не хлопнуть дверью,
– Ну, как знаешь,– фыркнула обиженно в след эпатажная Ирина.
Спустя некоторое время Эмма Петровна, зайдя на кухню, удивленно осмотрелась, явно не понимая моих действий на ее вотчине. Я же невозмутимо перебирала тарелки, от нечего делать, и расставляла их так, как мне нравилось. Назло всем. Ей, Владу, Ирке, Янке…
– Диана, позволь узнать, чем тебе не угодили мои тарелки?!
– Наши, Эмма Петровна, теперь наши!
– Не понимаю, девочка моя, объясни что происходит?– Отложив в сторону корзину с зеленью, включая кофеварку, аккуратно, понизив тон, спросила она, – Давай, присядь, оставь тарелки, никуда они не денутся.
– Он велел вам
